к нему, но замираю. Он суров, неприступен. В нем будто на медленном огне кипит отвращение. Почему он не отвечает? Почему не смотрит мне в глаза? Я бы все отдала, чтобы он меня обнял, сказал, что я совсем зря так испугалась, его милая глупенькая девочка.
Отец ничего этого не делает, лишь смотрит наконец мне в лицо с этим ужасным, отрешенным отвращением.
– Лучше бы ты просто умерла, – выплевывает он.
И тогда я вспоминаю.
Ритуал Чистоты, приближение главного смертовизга – какими холодными были эти черные глаза, когда мы встретились взглядом. Слезы уже всерьез льются по щекам, когда я вспоминаю джату и деревенских мужчин с оружием. Кровь на снегу. Отец в опасности. А потом голос, рвущийся с моих же губ… ужасный, нечеловеческий голос… и сразу же взгляд отца, с которым он приказал Ионасу пронзить меня мечом. Взгляд, который я поняла лишь тогда, когда увидела сочащуюся из живота золотистую кровь.
– Нет… – шепчу я, сотрясаясь в рыданиях.
Я почти наяву чувствую, как погружается в плоть зазубренный клинок, как меня окутывает тьма. Я раскачиваюсь взад-вперед, погруженная в ужас так глубоко, что почти не замечаю гулкие шаги по ступеням, не вижу приближающиеся силуэты. Лишь спустя несколько минут я поднимаю глаза и понимаю, что надо мной старейшина Дуркас увлеченно читает Безграничные Мудрости, а подле него молча стоят забинтованный Олам и другие. Здесь их всего пятеро. Гадаю, где же остальные, и в сознании вспыхивает образ – спины двух старейшин ломаются под ударами когтей смертовизга, – заставляя желудок сжаться.
Сгибаюсь пополам, на языке едкий привкус рвоты. Старейшина Дуркас выходит вперед, его глаза полны отвращения.
– Подумать только, какую тварь мы пригрели.
От его слов тошнота встает у меня в горле комом. Бросаюсь на колени, тяну руки.
– Старейшина Дуркас! – умоляю я. – Пожалуйста, это ошибка! Я не нечиста! Нет, нет!
Меня захлестывает вина, страшное напоминание: как покалывало кожу, когда явились смертовизги, как они ушли только потому, что я так велела.
Я им приказала.
Старейшина Дуркас, не обращая на меня внимания, поворачивается к мужчинам:
– Кто очистит эту тварь, избавит нашу деревню от ее греха?
Его слова приводят меня в ужас. Снова молю:
– Прошу, старейшина Дуркас, пожалуйста!
Но тот не отвечает, только поворачивается к отцу, который смотрит на меня. И в его глазах… неуверенность.
– Помни, это не твоя дочь, – говорит ему старейшина Дуркас. – Пусть она выглядит человеком, это демон, который в нее вселился, – демон, что призвал смертовизгов на наш порог и убивал наши семьи.
Призвал смертовизгов? Слова рвутся наружу сами собой так, что я ими давлюсь.
– Я не звала! Я не звала смертовизгов!
Однако ты заставила их уйти… напоминание змеей проскальзывает в мысли, но я гоню его прочь.
Старейшина Дуркас пропускает мои
