не бывает. И… – Девушка осматривается: нет ли лишних ушей. – Я же не собиралась танцевать.
Алексей мгновение молчит, неопределенно пожимает плечами и спрашивает Алину:
– А если бы я предложил потанцевать, что ты ответила?
– Сейчас не знаю. Может, отказала. Я не люблю танцевать.
– Странно… Для девушки.
– Ну а разве это танцы?
– Согласен.
Кажется, они боятся сболтнуть лишнего, опасаются сделать неверный шаг и разрушить затянувшуюся неопределенность.
– А что ты делал на дискотеке? – спрашивает Алина.
– В том-то и дело, что ничего.
– Маялся от безделья?
– Нет, не совсем. Так, случайно зашел. А вообще мне интереснее побродить ночью по городу. Знаешь, такое увлекательное время – ночь. Огни мелькают. Прохожие. Машины. Мне нравится. Что-то есть в этом таинственное.
– Не боишься?
– Нет. Боюсь совсем другого.
– Чего?
– Ну, это так, бред один. Безудержная фантазия воспаленного мозга. Стоит ли говорить?
– Нет уж, рассказывай.
– Лезут в голову разные мысли, пока шляешься. Ну, например. Вот скрылось солнце, а люди продолжают жить. Настает утро, но светило не спешит подниматься над горизонтом, на самом деле оно не взойдет никогда, и люди, потерявшие солнце, ничего не замечают. Они так погружены в свои маленькие миры, в свои заботы…
– Ну, это, действительно, страх и только. Дурные мысли. Каждое утро солнце всходит.
Официант принес заказ и вновь удалился.
Девушка отпила кофе.
– Все же ответь более определенно. Ты подошел ко мне на дискотеке, почему?
– Ты мне понравилась.
– Да? А рядом ведь стояли и другие девчонки, ты разве не заметил?
– Я понял намек. Хочешь, развею сомнения?
– Валяй.
– Ответь мне на вопрос, но только хорошо подумай. Что такое красота?
– Есть у меня старшая сестра. Вот она, я думаю, эталон красоты. А что красота вообще я, конечно, понимаю, но описать словами не могу.
– Вот, – растягивая слово, произносит юноша.
– Что? В смысле? – Девушка пытается отыскать ответ в глазах Алексея. – То есть я забила себе голову всякой чепухой?
– Да. Ты не смогла дать определения и вспомнила свою сестру и сказала о ней, как об эталоне красоты, так?
– Ну…
– В этом случае ты приговорила ее, красоту, к расстрелу. Порой мне кажется, что люди сошли с ума. Они мерят красоту линейкой. Девяносто на шестьдесят на девяносто и определенный тип лица – вот это хорошо, но, когда выбранные таким образом девушки собираются вместе, это безликость.
– Тебе бы книги писать.
– Думаешь? Лучше просто говорить.
– Все равно, сильно сказано: «приговорить красоту к расстрелу». Так ты считаешь, что она не есть нечто внешнее?
