не менее я чувствовала, что его привлекательность меня пленила. Тем не менее я не могла отвести от него взгляда. – Тогда ты бы не стал спасать меня, если бы…
Было что-то хищное в его ухмылке в этот момент. Бернетт приложил палец к моим губам. Он был холоден как лед.
– Тихо, Иверсен, тихо. В противном случае может сложиться впечатление, будто ты утверждаешь, что знаешь меня. И это, – его усмешка исчезла, – было бы ужасной, ужасной ошибкой.
Прежде чем я смогла осмыслить его слова, он поднялся и исчез в сгущающейся темноте.
Тираэль
Звук закрывающихся дверей эхом разнесся по фойе.
Мой разум был смятен, и я был взволнован. Того, что произошло на Кривом проспекте, не должно было случиться. Стоило поблагодарить богов за вечерний туман. У Хелены не было ни малейшего представления о том, что случилось с Томом. Она не могла видеть мою силу. Тем не менее это было безрассудно. И глупо. Так невероятно глупо!
Я накинул пальто на трехногий гардероб, отделанный черным деревом, который более века принадлежал семье Бернеттов. Плотно утрамбованная земля осыпалась с подошв моих кожаных ботинок, испачкав мозаичный узор светлых плиток. Намек на улыбку промелькнул на моих губах, когда я подумал о выражении лица Дидре, прежде чем она бы бросила неодобрительное «Katsu» в мою сторону. Грязнуля.
Азлатский был древним языком. Мы считали его священным. Отдаленно он напоминал латынь, но с ней нельзя было сравнивать. Перевод азлатских слов на современный язык был суверенным запретом нашего закона. В прошлом предпринимались попытки получить одобрение власти на перевод книг, но они ни к чему не привели. Верховные оставались непреклонны.
In regiment mits pakis. Полк приносит мучения, чтобы ты выжил.
С первого этажа доносились голоса. Я поднялся по правым ступеням двойной лестницы, проведя кончиком пальца по гладко отполированному красному дереву центральных перил. На лестничной площадке мой взгляд остановился на часах. Кончик большой стрелки горел, но это было не всепоглощающее пламя. Оно оставалось спокойным до тех пор, пока стрелка не достигала сегодняшней фазы луны. Убывающий полумесяц. Раскаленный наконечник собирался угаснуть. Это могло произойти в любую минуту.
Я опоздал – и признал это с усмешкой.
Я не торопился, прогуливаясь по длинному коридору мимо любимого чайного столика Бабы Грир. Я случайно задел его ногой. Фарфоровая чашка, украшенная нежными цветами, упала на пол. Это была ее любимая чашка.
– Bljersk! – Проклятие слетело с моих губ, и не прошло и секунды, как безжалостный, неодобрительный взгляд Валериана Бернетта впился в мои глаза. – Прошу прощения. Этого больше не повторится, nok’nok.
Он знал, что я солгал. Nok’nok – прадед – Валериан был в курсе всего, что происходило в первом левом крыле замка – ведь прошло почти целое столетие с тех пор, как была установлена золотая рама с изображением его лица, написанного акварелью в несколько слоев.
Я
