полках вместо книг стояли DVD-диски. Над камином – то есть над тем местом, где он был бы, если бы его за прошедшие десятилетия не заложили – висела репродукция Моне.
– В каких отношениях вы были с мистером Уилкинсоном? – спросил я.
– Он был моим любовником, – ответила она.
Стереосистема марки «Хитачи» была премиальная, навороченная, но бестолковая: никакой вертушки для винила, только CD-проигрыватель. Рядом стояла пара стеллажей с дисками: Уэс Монтгомери, Дэви Редмен, Стэн Гетс. Другие диски содержали популярную музыку девяностых.
– Сочувствую вашему горю, – сказал я. – Но, если можно, задам вам несколько вопросов.
– Констебль, а нельзя без этого обойтись?
– Когда обстоятельства и причина смерти неясны, – пояснил я, – мы обычно начинаем расследование и стараемся все выяснить.
На самом деле, мы, то есть полиция, начинаем его, только если любому дураку ясно, что произошло умышленное убийство. Либо когда Министерство внутренних дел дает установку срочно заняться тем или иным преступлением, потому что оно засветилось в сегодняшних новостях.
– А разве они неясны? – удивилась Симона. – Я так поняла, у бедного Сайреса случился сердечный приступ.
Она села на пастельно-голубой диван и жестом пригласила меня сесть в такое же кресло напротив.
– Разве не это называют естественной смертью?
Ее глаза блестели от слез, и она вытерла их тыльной стороной ладони.
– Простите, констебль.
Я сказал, что меня можно звать по имени – а этого ни в коем случае не следует делать на данной стадии расследования. Я прямо-таки слышал, как Лесли на побережье Уэссекса кроет меня на все корки. Но Симона, впрочем, не предложила мне чаю – что ж, не повезло.
– Спасибо, Питер, – грустно улыбнулась она. – Можете спрашивать.
– Сайрес был музыкантом?
– Он играл на альт-саксофоне.
– Джаз?
Снова слабая улыбка.
– А что, бывает какая-то другая музыка?
– Ладовый, бибоп или мейнстрим? – уточнил я, решив щегольнуть своими познаниями.
– Кул Западного побережья, – ответила она, – но, впрочем, по обстоятельствам мог поиграть и хард-боп.
– А вы тоже играете?
– О господи, конечно же нет, – сказала она. – Я ни за что не стану мучить публику своей абсолютной бездарностью. Надо же понимать, что ты можешь, а что не можешь. Но я хороший слушатель, Сайрес это очень ценил.
– А в тот вечер вы были на концерте?
– Разумеется, – ответила она. – Сидела в первом ряду. В таком маленьком клубе, как «Соль жизни», совсем нетрудно найти место рядом со сценой. Они играли «Полуночное солнце», Сайрес закончил свое соло и вдруг уселся на монитор. Я подумала, ему стало жарко, но потом он стал заваливаться набок, и мы поняли, что что-то с ним не так.
Она
