согласился Шабашкин, вспоминая, как скоро его взяли в бригаду Тарасыча.
– Так, почему же ты оказался с ними? – вопросила настоятельница, высоко подняв брови.
– Слушайте, – взорвался Шабашкин, – мне эти шарады ни к чему, говорите прямо или я уйду!
– Прямо говорить? – задумалась настоятельница и, схватив с тарелки медовое пирожное, жадно принялась есть.
Шабашкин глядел, открыв рот. Келейница из столовой исчезла. Впрочем, перед Ростиславом поставила все-таки на стол не тарелку с пирожным, но с поджаренными баранками. Шабашкин ни одну не взял, не прикоснулся и к чаю, ему показалось, что келейница в его чашку плюнула.
Прикончив пирожное, настоятельница взяла беленькие салфеточки, лежавшие аккуратной стопкой возле ее локтя. Тщательно вытерла рот и Ростислав впервые обратил внимание на ее холеные белые руки.
– Пойми, – проговорила настоятельница, запивая пирожное чаем, – я тебе добра желаю. Отрекись от Сатаны, перекрестись заново, возьми себе крестильное имя, ну, скажем, Иов, в честь Иова многострадального и мы тебя отведем на покаяние в скит.
– Куда отведете? – не понял, Шабашкин.
– В скит! – подтвердила настоятельница. – У нас есть, неподалеку, закрытый монастырь, кстати, мужской, там все равно, что в скиту будешь!
– А причем, здесь, Сатана? – удивился Шабашкин.
– Ты думаешь я не вижу, как твоя недостойная бабка, ведьмачка, охраняет тебя с того света? – рассердилась монахиня.
– Чудеса! – покрутил головой Шабашкин. – Бабушка моя действительно ворожила, но она помогала людям, исцеляла!
– Сказочки про белого бычка, – скорчила насмешливую гримасу, его собеседница, – известное дело, с одного человека переводила болезни на другого!
На что Шабашкин не нашел что сказать, информации у него не было.
– Так отречешься от Сатаны? – строго вопросила настоятельница.
– А зачем отрекаться от того, кто о тебе не имеет ни малейшего понятия? – вопросом на вопрос, ответил Шабашкин.
– Как это? – не поняла она.
– Не служу я ему! – пояснил Ростислав. – И он ко мне никогда не обращался.
– Зато твоя бабка служит! – взвизгнула настоятельница и ударила кулаком по столу.
Шабашкин встал из-за стола и, не сводя с нее глаз, попятился к входной двери.
– Я лучше пойду, а вы оставайтесь, – пробормотал он и, выдавив двери спиной, вывалился на улицу, на прохладный воздух.
– Так, я тебе советую, отрекись! – крикнула ему вслед, мать Леонида и позвала келейницу. – Мать Варфоломея!
– Тут я! – немедленно отозвалась из темной кухни, прислужница.
– Налей-ка настоечки и сама со мной посиди!
– Это которой настойки налить, матушка? – встрепенулась келейница.
– Вишневой,
