себе, если вспоминал о прежних в отношении него намерениях.
…Войдя, Саша положил на стол сложенный вдвое лист, сел в кожаное, обитое медными гвоздиками кресло перед столом и, скрестив руки на груди, решительно посмотрел ему в глаза.
– Что такое? – спросил Грудинин, отвечая на его взгляд. – Это ты что принёс?
– Заявление. Увольняюсь от тебя.
Грудинин взял листок, быстро пробежал его глазами и положил обратно на стол.
– А с чего ты увольняешься, можно узнать? – спросил он, напряжённо улыбаясь. И, откинувшись на спинку кресла, сцепил руки замком на животе.
– Полицейский сегодня приходил. Расспрашивал – жили ли у нас Фадеевы? – зло сказал Саша.
– Зачем? – спросил Грудинин, нахмурившись.
– Затем, что Лена Фадеева на вокзале сейчас живёт. Мать её в Пятой Градской лежит, а она на Ярославском вокзале ночует. Документы потерялись – ни на работу устроиться, ничего. Полицейские личность устанавливали, и обратились к нам.
– Ну так и что же?
– А то, что я на Ярославку съездил, в отделение полиции, и поговорил с ней. И всё она мне рассказала.
– Что рассказала?
– Да всё, всё. Про то, как ты ей обещал, что жить позволишь, а потом…
– Ну и что?.. – деланно-безразлично спросил Грудинин.
– А то, что… Да то, что поступать так… по-скотски как ты… с людьми нельзя! – выплёвывая слова сказал Саша, не отрывая от него гневного взгляда.
Грудинин встал, дошёл до лакированного серванта в углу кабинета, взял двумя пальцами за горлышко бутылку коньяка, качнул её из стороны в сторону, наблюдая как тяжело плещется в ней густая жидкость. Налил до половины короткий фужер и с ним в руке вернулся за стол. Саша всё это время внимательным блестящим взглядом следил за ним.
– Я искренне не понимаю, что тебе далась-то эта история. Ну хотела девочка даром за чужой счёт пожить, ну наказал её. Тебе-то что?
Саша, казалось, онемел и вдруг на глазах начал как-то по-детски – снизу вверх – краснеть. Заметив это, Грудинин чуть заметно иронично улыбнулся.
– Кто пожить хотел, она? – заговорил наконец Саша каркающим голосом, выплёвывая слова. – Да ты в курсе, что там у неё за ситуация, как она жила, что у неё с матерью? Я вообще не понимаю, как ты… Неужели тебе совсем не жалко?..
– Абсолютно не жалко, – спокойно сказал Грудинин, сделав глоток коньяка.
– Да ты, может быть, не знаешь толком, что случилось, вот что за самоуверенность у тебя всегда, – быстро заговорил Саша. – Давай я тебе просто в нескольких словах расскажу эту историю. А то ты думаешь, что пошалил и всё. Буквально две минуты мне дай, хорошо?
– Хорошо, – сказал Грудинин, уголками губ снова чуть улыбнувшись его юношескому энтузиазму.
– В общем,
