стоило открыть глаза.
Я зажгла прикроватную лампу. Комната была пуста.
Рельеф амулета ощущался через потную майку. Может, его присутствие и напомнило мне о бабушке? Как говорит доктор Престен, не знаешь, что впитает в себя подсознание.
Три сорок пять. Спать больше не хотелось. Я пошла в душ, встала под струю теплой воды и закрыла глаза.
Тасоом. Значит, тень. Душа. Для шайенов это одно и то же. Но почему это слово пришло в мою голову?
Воспоминания о бабушке начали мучать мою душу. Ее мягкие морщинистые руки, пахнущие травой и землей, гранатовый подол платья, длинные седеющие волосы. Она пела мне песни тихим хрипловатым голосом. Песни на языке шайенов. Мне кажется, я любила бабушку больше, чем маму. И она любила меня. Называла чудом. И относилась как к чуду. Она умерла, когда я училась на втором курсе. Наверное, с этого и началась череда моих депрессий и тревог.
Или раньше?
Надо выпить таблетки.
Спать так и не хотелось. Не знаю, чего я боялась больше – очередного кошмара или тихого шепота бабушки.
Перед глазами всплыло искореженное ужасом лицо женщины с зонтом. Мой мозг болен.
Я надела парку и вышла в ночной город. Улицы всегда принимали и разделяли мою боль.
Холод пахнул в лицо, развевая остатки сна.
Ноги сами несли меня в путь. Мимо разрисованного граффити дома, вдоль пустынных трамвайных путей, вниз, в потемневший от сырости переход под железной дорогой, и вот передо мной раскинулась великая река Миссисипи. Ее течение не было быстрым, но даже слабый шум воды успокаивал. Я слышала, как она качается в русле, плещется в заводях, неспешно продвигаясь вперед.
Огни города отражались в этой реке. Белые, желтые, красные… Смешивались на темном полотне воды и дрожали, будто размытые краски.
Я прошла по бетонному мосту и оказалась на восточном берегу – район парков и старых частных домов. Здесь искал свое вдохновение не менее грустный Фицджеральд. Но он умел превращать чувства в прекрасные слова. А я… За годы, проведенные в Сент-Поле, я поняла, что любовь к чтению еще не делает тебя писателем.
Возможно, книги для меня просто излюбленная форма эскапизма?
Я остановилась у кленовой рощицы и взглянула на город поверх реки. Он стоял недвижно. Собрал в гроздь все свои небоскребы, провода, застывшие краны.
Я захотела перейти на другую сторону набережной, но остановилась. На асфальте под моей кроссовкой трепетал флаер с летящей белой совой.
Мимо промчался мотоцикл. Я отпрянула назад. Холодный порыва ветра растрепал волосы. Надо же, еще один шаг, и мотоцикл снес бы меня вместе с моей грустью. Может, так было бы и лучше.
Рев мотора улетел вдаль. Казалось, такой громкий звук должен разбудить весь город. Но город спал. Я была одна. Одинокий призрак этого города.
Ветер зашелестел в кленовых листьях, и мне безумно захотелось на волю. Подальше от бетона и огней. В родную Монтану.
Я закрыла глаза. Бабушка ведет меня за руку по степи, поет песни, собирает душистую зубровку и щекочет веточками мои ладошки.
