Наташку вниз, на первый этаж. Там, делая вид, что рассматриваю свое отражение в зеркале или выбираю календарик в маленькой лавке, на самом деле мельком разглядываю этого уставшего мужчину. Пытаюсь понять, почему меня так к нему тянет. Может быть, он втайне любит маленьких девочек?
В тот день мы решили продолжить бухать после уроков.
Под ногами мокрая каша. Наташкины родители уже пришли с работы. Поэтому я говорю:
– А пойдем в школу?
– Зачем это еще?
– Ну, просто прикольно же, прийти после уроков, когда никого нет.
Наташка смеется, ей нравится нарушать запреты. На ее кудрявых волосах, торчащих из-под черной шапки-носка, тает мокрый снег.
Я кидаю краткий взгляд на охранника, но он ничего нам не говорит. Заходим за угол и зажигаем сигареты. Курим, прохаживаясь по коридорам, даже не пытаясь скрываться. Я почти надеюсь, что он придет. Но ему наплевать на двух малолеток. Школа пуста, как моя голова. Темнеет.
Тяну Наташку на пустырь напротив моих окон и ссорюсь с ней у приземистых кустиков, недружелюбно торчащих во все стороны. Летом мы с Лизой нашли там череп маленькой собачки. Он торчал из земли выбеленной костью. Мне становится еще хуже. Почему она уехала и даже не попрощалась?
Кажется, что все вокруг давит на меня: серые одинаковые дома, зло гудящие змеи проводов над головой, отяжелевшее от сырости небо.
Я ложусь в мокрый сугроб лицом вниз и кричу. Ем снег и, плавясь в моем горячем нутре, он выходит наружу слезами. Наконец я встаю: вымокшая, растрепанная. Наташка давно ушла, устав от моей истерики. Нет никого вокруг меня. Нет никого для меня. Я одна. Поднимаюсь и иду домой.
Глава 3. Тачки
Иногда я уже с утра понимала, что день будет сложным. Это случалось, если меня встречал едкий запах сигаретного дыма, смешанного с легким оттенком сопревшего в организме спирта, а на соседней тахте сопело тело с опухшим лицом. Или я открывала кухонную белую дверь со слепой, изукрашенной геометрическими узорами стеклянной вставкой и разгоняла синие клубы дыма вокруг сидящей на стуле фигуры. Она обычно при этом булькала что-то невразумительное.
– Ксюха, сюда иди! Где ты там, а? Ну, Ксюшенька, ответь. Ну, детка. Ты мои сигареты не видела?
Если молчать, она будет продолжать. Я ненавижу, когда меня называют Ксюхой. И с трудом выношу ее пьяные интонации. Смятая пачка «Примы» торчит из застиранного кармана фиолетового пальто. Я запускаю туда пальцы – они погружаются во влажную табачную крошку. Вынимаю их и отряхиваю «улов» – сторублевую бумажку.
Она, покачиваясь, стоит, прислонившись к стенке в темном коридоре. Вытирает зеленые сопли тыльной стороной руки и ухмыляется сама себе. Вчера у нее был первый выходной. Я надеялась, что мы сходим в кино.
Надеялась.
«Домой возврата нет» и «Взгляни на дом свой, ангел» – мои любимые названия книг в такие дни. Я захожу в комнату
