мучили, убивали и по лагерям гнобили… Обидно то, что побеждённые в Великой Отечественной Войне от благополучной жизни с жиру бесятся, а победители от холода трясутся и от голода пухнут…».
Говорить, орать, благовестить, блажить, писать о недостатках, уродствах, преступлениях партийно-советской системы уже в те времена становилось хорошим тоном. Главное от души, даже если бездоказательно, то всё равно безнаказанно. Это как о покойнике: что ни говори, он всё равно в гробу не встанет и в рожу не плюнет. Покойнику всё равно, а имидж создаётся.
На присно памятном митинге под громовые овации было порвано, сожжено, втоптано в свеженаделанную кучу дерьма, 210 билетов членов КПСС (205 штук, как позднее выяснилось, внуки стырили у своих бабушек, дедушек и отдавали активистам из правдорубов за пару пива «Жигулёвское» или один «Сникерс»), господин Лужайкин был замечен демократическим большинством Города. Заметили его и государственные чиновники, истинные держатели голосов избирателей: директора школ, предприятий, учреждений, командиры войсковых частей.
Кандидатура Лужайкина на пост мэра Города устраивала всех: «из бывших», предсказуем, управляем, не лишён мздоимства. Короче говоря, Юрий Петрович был из когорты своих. У него ещё задница не успела остыть от кресла первого секретаря горкома ВЛКСМ, и его можно было двигать в мэры. Над партийным билетом надругался, так это полная ерунда, блажь на потребу политического момента. В самом деле, нечего дурочку валять. Если КПСС умерла, так умерла. На хрен с билетом усопшей особы меж мирных граждан шастать. Правильно Петрович поступил, что билетик прилюдно по ветру пустил. Некоторые из бывших втихушку свои билетики в унитазы побросали, а Петрович не убоялся посмертного гнева вечно живого Ульянова-Ленина, и политические дивиденды заработал одним взмахом руки.
Историческая встреча господина Лужайкина и доцента Баден-Баденского состоялась днём в ресторане «Хитрованка». Залы ресторана блестели сталью сервировки и девственной пустотой. Золотая молодёжь и новые хозяева жизни отсыпались от ночного гульбища, а пролетариат с крестьянством, под угрозой тотального уничтожения ресторанными ценами, опохмелившись «Кавказской» палёнкой или отечественным стеклоочистителем (Сволочи! Куда заныкали «Шипр?») вяло изображали непосильные потуги самоотверженного труда.
В полном одиночестве господа Баден-Баденский и Юрий Петрович Лужайкин начали ритуальный «танец» знакомства. Они говорили ничего не значащие фразы, и, словно дворовые собаки принюхивались друг к другу, чтобы точно понять, кто из них кобель, а кто сучка.
Многовековой опыт выживания еврейского многострадального народа шевельнулся у Марка Исааковича где-то в районе гипофиза, метнулся к мозжечку и спинным мозгом профессор понял – пора отдаваться этому моложавому бывшему партийному функционеру. Он будет у него вожаком. Сам профессор уготовил себе удел альфа сучки, или лучше сказать, дойной коровы. Сытой и обутой.
Юрий
