отчего толстовка задирается, открывая полоску обнаженной кожи, а я чувствую неожиданно острый всплеск возбуждения.
– Ты на грудь новенькой, что ли, пялишься? – на лавку рядом со мной с шумом опускается Матвей.
– Отвали, – отвечаю грубо.
– А говорил, неинтересно, – не унимается засранец. – Не осуждаю тебя – сиськи что надо.
– Заткнись, а? – недовольно скалю зубы. – Пофиг мне на новенькую и ее сиськи.
– Ну, раз так, – давится смешком Волков, – тогда я посмотрю. Мне-то совсем не пофиг.
Не пофиг тут не только Матвею. Культурист Ваня тоже из штанов готов выпрыгнуть, чтобы впечатлить вожатых женского пола. В принципе это его обычное состояние, но Александровой он явно уделяет особое внимание. Вон даже тянуться помогает, нахально лапая за спину и руки.
Сука.
– Отряд в столовую сам веди, – резко бросаю Волкову, вскакивая с лавочки. – У меня дела.
Как же. Дела. Холодный душ. И желательно еще одна пробежка, чтобы не наделать глупостей. Например, не врезать Ване по его смазливой роже. Руки у меня давно чешутся, еще с прошлого года, и Александрова здесь совершенно ни при чем.
Глава 4
Расписание каждого нового сезона в «Синичке» из года в год почти не меняется. Поэтому я точно знаю, что на следующий день после посиделок у костра пройдет масштабный творческий вечер, на котором ребята будут придумывать название и девиз отряда и рисовать флаг смены. Мероприятие обычно проводят на стадионе. Как правило, мы выносим ватманы, краски, ножницы, цветную бумагу и карандаши, включаем музыку, приносим из столовой напитки и свежие булочки – создаем максимально классную атмосферу, располагающую к креативу.
У меня с творчеством не очень, я больше по точным наукам, поэтому моими ребятами руководят Матвей и Паша. Я же тут в роли разнорабочего – помогаю Нине Петровне приносить ящики с провизией, расставляю столы и вкручиваю в перегоревшие гирлянды новые лампочки.
Все этим вечером идет хорошо, замечательно даже. Ровно до того момента, пока каким-то шестым чувством я не ощущаю присутствие в радиусе пятидесяти метров Александровой.
Не поворачивая головы, боковым зрением слежу, как она на стройных ногах подплывает к Матвею и Паше: лучезарно им улыбается, что-то говорит, мелодично смеется, небрежным жестом откидывая за спину каскад белокурых волос. Стерва. Обаяние включила на полную – неудивительно, что у моих приятелей глаза на лоб лезут, а с лиц исчез даже намек на интеллект. Мальчишки из отряда, особенно те, что постарше, тоже поддались гипнотическому воздействию вожатой из первого: про свои поделки и картонки забыли и таращат глаза на Александрову, словно никогда не видели красивых девок с данными топ-модели. Мне их жаль. Всех. Если бы они знали ее сучью сущность, никогда бы не стали обгладывать ее взглядами. Впрочем, кого я обманываю: на озере меня это не остановило.
Сука.
Нахмурившись,
