перед нами перебежал дорогу здоровенный серый кабан.
Центральная улица Калахары, через которую шли автобусы с Мапсы до Баги, была небольшой, но на ней разместилось все, что может понадобиться жителям деревни. Под синей, длинной и внушительной вывеской заседал Panchayat – орган местной администрации. В ряд один за другим выстроились несколько продуктовых шопов: четыре ресторанчика, магазин посуды «Mumbai Market», шиномонтаж (возле него сидели измазанные машинным маслом парни), большая бакалея, в которой неизменно толпились мужчины, чтобы купить сигареты; церковь; просторная кондиционируемая аптека, тесный бар, магазин тортов и сладостей с кремовыми пирожными и банками печенья; садик с цветами на продажу и полупустая пекарня. Мы перезнакомились с продавцами и по утрам бегали через дорогу, чтобы купить пару пакетов молока, бананы и дюжину яиц к завтраку. Больше всего нам полюбился магазинчик, где работали полненькая мама и высокая дочка-подросток. В нем было не развернуться, а полочки полны соусов, козинаков и подсолнечного масла. По вечерам жители Калахары и окрестных деревень вылезали на улицу перекусить, поболтать или просто посидеть на парапетах. Нас население Калахары разглядывало с любопытством, но обидеть никто не пытался.
Мы потихоньку осмелели и стали осваиваться и в доме: осматривать двор, вид с балкона и даже выбираться на крышу. Движение в Калахара Residency временами стихало, но никогда не прекращалось полностью. Ворота внизу открывались шумно и с грохотом, так что жильцы, не выходя из комнат, слышали, что кто-то приехал или уезжает. На лестнице то и дело слышались шаркающие шаги, по выходным Адриан или другой молчаливый уборщик мели здание метлой, похожей над длинный тощий хвост: ее делали из мягких метелочек камыша, и она больше размазывала, чем собирала пыль. Крыша, расположенная через пролет, была идеальным наблюдательным пунктом: устроившись на широком бортике перил с чашкой масалы, я часами следила за соседями, за тем, как во двор заезжают байки, а по деревьям и пальмам прыгают белки, размахивая пушистыми хвостами.
В один из вечеров мы настолько расслабились, что оставили приоткрытой дверь в коридор. В нее-то и заглянул лысый Хуссейн.
– Нам скучно, – намекнул он, умильно глядя. – Может, съездим куда-нибудь, выпьем по коктейлю? Мы угощаем!
Лысый и его приятель в шапке вызывали у меня беспокойство. Я бы с удовольствием отказала, но Саня, находящаяся вне поля зрения Хуссейна, изобразила для меня целую пантомиму, означающую «соглашайся!». Она постоянно вовлекала меня в сомнительные мероприятия, которые были, с одной стороны, небезопасными, с другой – колоссально расширяли кругозор. Эти авантюры позволяли увидеть мир разнообразным и объемным, к некоторым его явлениям я сама не рискнула бы даже подойти близко. Белка не имела того опыта и страха, что я, ею двигало любопытство. Тогда я и прозвала ее Белкой. Как меховые
