воспитание, какого у нас уже не было. Никто его в этой даче не запирал, как утверждал этот человек (Шенфельд. – Б. С.). Он сам изъявил желание отдохнуть на этой даче. И никаких денег себе папа не требовал. Он был бескорыстным человеком. Я присутствовала при их беседах с отцом во время написания мемуаров. Было очень трудно и отцу и мне уразуметь, откуда у Мессинга такие способности. Папа мне говорил о времени как способе существования материи (по Ленину). Говорил, что ученые очень мало знают о времени».
Сохранился карандашной портрет Мессинга, сделанный тогда Натальей Михайловной. На его обороте Михаил Васильевич написал: «В.Г. Мессинг 16.I.64. во время чтения первых глав его рукописи». Это – одно из немногих документальных свидетельств, точно датирующее время работы Мессинга над его мемуарами.
Кстати сказать, по свидетельству Натальи Михайловны, Мессинг еле все – и рыбу, и мясо, и овощи, и фрукты. Это – по поводу утверждений некоторых людей, якобы знавших Мессинга, насчет того, что он был вегетарианцем и никогда не ел мясо.
Прерву здесь рассказ Натальи Михайловны. Упомянутый ею разговор, по свидетельству Михаила Голубкова, почти дословно воспроизведен в первой части его романа «Миусская площадь», причем воспроизведен не со слов отца, а как результат его собственных размышлений в попытке объяснить феномен Мессинга.
Вот как ведут разговор о времени один из героев романа Голубкова советский дипломат Константин Грачев и немец инженер Вальтер фон Штайн, зашедшие в гости на новоселье к сотруднице Константина студентке коммунистического университета Анне. Вальтер прихватил с собой бутылку вина, которую и подарил Анне, хотя как будто не мог заранее знать о своей встрече с Грачевым, как и о том, что тот пригласит его с собой в гости к Анне:
«– Это невозможно даже теоретически. Мы с вами познакомились несколько часов назад. Вы не имели ни малейшей возможности знать о моей случайной встрече с Анной и о ее приглашении… даже если взять во внимание ваше странное признание. Решение придти к Анне, да еще вдвоем с вами, возникло спонтанно, когда мы спускались по лестнице наркомата. Как можно знать то, чего еще попросту нет.
– Я точно не могу вам сказать, но кое-какие соображения у меня есть… если они не покажутся вам совсем бредовыми. Видите ли, мы ведь живем в мире иллюзий, и, возможно, самая большая иллюзия – это время. Возможно, что времени-то и нет. То есть нет прошлого, которое вроде бы за нашей спиной, нет будущего, которое вроде бы впереди. То есть они существуют, но, как бы это выразиться, одновременно. То, что было, никуда не ушло, а существует рядом с нами, и будущее тоже есть, и тоже рядом. Время, с позволения сказать, превращается в пространство, если встать на такую точку зрения, а мы с вами как бы идем по этому пространству в строго определенном направлении – из прошлого в будущее. Но некоторым иногда удается, ну, не то чтобы погулять по этому пространству, самим выбирая маршруты, побродить, что ли, хотя возможно
