по городу гуляли какие-то слухи с перчинкой, но никто не воспринимал их всерьёз, – невозмутимо отмахнулся он. – Все были уверены, что вы скоро снова появитесь, Кара. С таким-то талантом и армией влиятельных воздыхателей! Господин Феррен, конечно, повёл себя по-свински, что не стал на месте выплачивать ваш долг. Да, ужасно-ужасно… Но в этом весь Шон. У него свои методы воспитания. В конце концов, мы все помним, с какой отчаянной решимостью до этого он дрался со стражами за вас! Лучше скажите, –заговорщически обратился Маркус, – на что вы подсели? Скачки? Карты? Только не говорите, что рулетка!
Я во второй раз за сегодня потеряла дар речи. Так вот, значит, как… О бешеных отступных «Либрум индастрис» за задержку проекта из-за того, что они неожиданно ужали сроки, и непомерный налог в казну ФФЗ никто не слышал ни слова!
– Я так и думал! – радостно выпалил собеседник. – О, Кара, рулетка – это зло в чистом виде! Но мой рот на замке. – Он демонстративно провёл пальцами вдоль губ. – Хотя я вас прекрасно понимаю. Какой смысл слыть небожителем, если нет возможности хорошенько развлечься? А на Шона вы не обижайтесь. Один раз он вас отстоял, а в другой решил щёлкнуть по носу. Вы же знаете, моя дорогая, господин Феррен ненавидит азартные игры! Только один бог знает, почему… С его-то капиталами…
Поморгала. Выходит, всё то время, что я гнила на тех работах, здесь все считали, что госпожа Грант где-то избавляется от своей порочной зависимости с подачи господина Феррена.
Мило.
– В любом случае Шон до сих пор говорит о вас с неприкрытым восхищением и затаённой грустью, – с многозначительными интонациями добавил Маркус и повернулся к съёмочной площадке.
Там на обтянутом красной кожей диванчике с изящными позолоченными ручками полусидела-полулежала охваченная алой дымкой госпожа Мартинез – одна из лучших писательниц Либрума, четвёртое место в неофициальном топ-100 Пантеона, если ничего не изменилось за моё отсутствие. Она прославилась тем, что создавала устройства для взрослых забав.
В фиолетовом эфириусном платье, строгом, без выреза, с плывущими по воздуху «греческими» рукавами – чёрными крыльями, как у летучей мыши, Лана производила сильное впечатление. Длинные чёрные волосы струились по плечам, в голубых глазах пылал то ли азарт, то ли безумие, тонкие губы, подведённые рубиновой помадой, кривились в сардонической ухмылке… А узкий кинжал, умело скользивший в её руках, мерцал.
Вот незадача! Кого-кого, а госпожу Мартинез с её вездесущими сумеречными копиями видеть мне не хотелось.
Вокруг писательницы то и дело мелькали вспышки фотокамер, но люди выглядели напряжёнными. Говорили тише, не отвлекались, старались закончить быстрее… Неужели так её тени на всех действовали?
– Ах, Лана… Её прототипы в рекламе и не нуждаются. Но с такой внешностью ей достаточно просто появиться в кадре – и снимки будут великолепными! Хотя декольте здесь не помешало бы… – задумчиво добавил господин Карелтон.
