автоответчиком лежала книга под названием «Вьетнам», которая совершенно точно уже много месяцев покоилась на одном из журнальных столиков: читать ее он бросил на середине, но держал там, из суеверия: признаться себе в том, что никогда не закончит ее, означало пустить на порог неудачу.
Дракула взяла «Вестник» и «Вьетнам», положила их на стол, просмотрев между делом его чековые книжки. «Ее длинные сильные пальцы касались каждого предмета на столе», – подумал Пумо. Его снова прошиб пот и на секунду замутило.
Посреди ночи Тина проснулся с колотящимся сердцем. Безумно страшный сон таял, отступая в темноту спальни.
Он повернул голову и увидел, что Мэгги спит: голова на подушке, в темноте он с трудом различал ее лицо. О, как он любил смотреть на спящую Мэгги Ла. Без мимики черты лица девушки казались безличными и очень-очень китайскими.
Он вновь вытянулся рядом с Мэгги и легонько коснулся ее руки. Что сейчас поделывают они, его друзья? Мысленно он представил их шагающими по широкому тротуару, держащими друг друга под руки. Тим Андерхилл не может быть Коко, и они поймут это сразу, как только отыщут его. Следом как-то само собой подоспело понимание: если Коко не Андерхилл, значит, это кто-то другой – тот, кто хищно кружит над ними, сужая круги, как та пуля с его именем все кружит и кружит над миром, не падая и не теряя силы.
Утром он заявил Мэгги, что непременно обязан что-то сделать, чтобы помочь парням, – например, постараться добыть больше информации о жертвах Коко.
– Вот это дело! – откликнулась Мэгги.
К чему все эти вопросы и ответы?
К тому, что они следуют один за другим, ровненько, по прямой. Они есть верное направление и выход. И помогают мне думать.
А о чем тут думать?
Как всегда – о крахе надежд. О бегущей девушке.
Ты вообразил, что она существовала на самом деле?
Именно. Я воображаю, что она была реальной.
Ну, а о чем еще есть смысл подумать?
О самом близком мне – Коко. И сейчас больше, чем когда-либо.
Почему же именно сейчас?
Потому что он вернулся. Потому что я, кажется, видел его. Нет, я точно видел его.
Ты вообразил, что видел его?
Это одно и то же.
Как он выглядел?
Он был похож на танцующую тень. Он был похож на смерть.
Он явился тебе во сне?
Он явился мне – если это верное слово – прямо на улице. Смерть явилась мне на улице, как явилась и девушка. Оглушительный шум сопровождал появление девушки, обычный шум улицы, мирской шум окружал тень. Он был с ног до головы покрыт, хотя и невидимо, кровью других людей. Девушка, которую видел лишь я один, была покрыта собственной кровью. Оба буквально источали одно и то же всеохватывающее чувство.
Что же за чувство такое?
Такое чувство, будто мы лишь в малейшей степени имеем возможность влиять на важнейшие сюжеты наших судеб. Хэл Эстергаз
