как неизведанная галактика, настоящее оставалось ужасным, как страшный сон, но будущее уже маячило яркими золотыми лучами надежды и предвкушением радости.
Еще во время работы в концлагере, ходили слухи, что большое немецкое соединение попало в окружение, и было разбито под Сталинградом, но Галя не могла проверить, было это правдой или нет. Но если даже это был и вымысел, все равно так должно было, скоро, случится. Скоро. Очень скоро. Катя верила в это, нежась в теплых лучах солнца.
Она закрыла единственный левый глаз, оплакивая Робби и Катю и миллионы других, чьи имена она не знала. Жив ли Робби? Жива ли Катя? Где они сейчас? Чувствуют ли они на своих лицах этот ласковый солнечный свет? Ранен ли Робби или, может, сейчас его изувеченное мертвое тело покоится где-то на дне Северного Ледовитого океана? А, может, он и жив, и сейчас смеется с Джеком, вспоминая о ней?
А Катя, моя дорогая Катя? Может и она в плену сейчас, как и Галя? Может, как Галю, тоже ее пытали? И, может, ее медленно разлагающийся труп гниет под обломками Сталинграда? Но, ведь может оказаться, что она – Катя – и есть частью тот далекой «грозы», что неуклонно следует за ними?
Солнечный свет, пора года, и даже время суток – напоминали ей о том дне, на холмах с видом на реку Эбро, когда она впервые почувствовала нежное прикосновение пальцев Робби на ее лице. Она коснулась рукой своего правого глаза, прикоснувшись к пульсирующей зарубцовывающейся впадины, там, где когда-то был ее правый глаз. Она оторвала полоску ткани от своей униформы и перевязала свой правый глаз, обмотав ткань вокруг головы, чтобы скрыть никак не незаживающую рану. Повязка быстро напиталась кровью и гноем, что обильно сочились из пораненной глазницы.
Когда в СС узнали, что она правша, они выкололи ей правый глаз, расковыряв его коктейльными палочками, припалив окурками и довершив дело штыком. Эсесовцы говорили, что так они поступают со всеми захваченными снайперами Красной Армии, к тому же евреями, да еще и комиссарами. Но Галина победа заключалась в том, что она не выдала свои страдания. Молча, не издав ни звука, она отстаивала свою свободу совести и духа.
А если Катю взяли в плен, думала Галя, или, даже, убили, Галя надеялась, что та недолго страдала. А если умер Робби, или вот умирает где-то сейчас, она надеялась, что у него тоже была легкая смерть, и умер он с ее именем на устах. Не смотря на интенсивную пульсирующую боль в глазу, и резкую боль в своей правой ноге, она не смогла сдержать улыбки, осознав весь свой эгоизм. Эсесовский доктор подрезал ее связки: «Что бы ты больше так быстро не бегала, товарищ комиссар!».
Она снова улыбнулась, вспомнив, партийный завет о том, что личные желания должны быть подчинены революционным нуждам пролетариата. Мысль о том, что их с Робби любовь полностью соответствовала идее и духу революции, совсем развеселила ее. Забавно же! Так бы сказал Робби, подумала она.
В Испании она и Робби были как в раю, но теперь, когда их разделила судьба, она чувствовала себя хромым
