тусовки с пластинками: от «Мелодии» на Октябрьской до «Мелодии» на Маяковской. С существовавшим пару лет субботне-воскресным клубом в Химках, беготней от ментов, списками на перфорационных компьютерных карточках и непременными встречами в глухих концах фойе центральных станций метро.
Менты не то чтобы особо парились по поводу всего этого, существовавшего в слегка теневой области советской жизни рынка, но при случае не стеснялись задержать на пару часов в отделении несчастных меломанов с оттягивающими руки сумками с винилом и вороватыми юркими глазами. Это были уже не семидесятые и тем более не шестидесятые, когда по статье за спекуляцию можно было реально сесть, как сел Рудик Фукс-Соловьев, автор бессмертного текста «Семь сорок» и пионер записи «на костях». Тем не менее, несмотря на явное снижение накала идеологической борьбы с тлетворным влиянием Запада, в менты нас, пластиночников, брали регулярно. В районе магазина «Мелодия» на Маяковской я побывал во всех отделениях милиции, по обе стороны Садового кольца и улицы Горького, и по многу раз. Был период, месяца два, когда я умудрялся попадать в менты каждую субботу почти без перерывов. Апофеозом стало, когда меня с двумя сумками винила приняли прямо на сходе с эскалатора станции метро «Маяковская» и под белы рученьки препроводили в обезьянник.
Особо захватывающий сюжет имели облавы, устраиваемые целыми подразделениями милиции в районе пригородных станций электрички, куда с закрытием клуба в Химках переместилось филофонирующее сообщество. К вечеру пятницы в основном по телефону разносилась весть, где будет очередная балка*, и к девяти утра на нужный вокзал подтягивалась поодиночке и малыми группками вся пластиночная братия. На заранее выбранной станции все торговцы пластмассовой нетленкой выходили, и, отойдя недалеко, располагались на какой-нибудь поляне, как цыганский табор. Прямо на земле, подстелив газету или клеенку, раскладывали пластинки. Попадались плакаты и другая мемораблия, иногда появлялись шмотки, но на них смотрели косо, так как это была уже натуральная спекуляция, и они исчезали. Вот на эти-то сходняки и устраивали облавы то местные, то московские менты. С автобусами и даже собаками. Никогда не забуду, как в Новоподрезково, что по Ленинградке, во время самой, пожалуй, большой балки того времени, на которой, как потом с трепетом сообщалось, даже оружием кто-то торговал, появились менты с собаками на фоне садящегося за железнодорожную насыпь солнца. Сначала показались их фуражки, а потом они выросли цепью, как во вступлении к «Неуловимым мстителям». Пойманных грузили в автобусы, стоявшие на трассе. Спекулянты носились по кустам, перелескам, свежевспаханным грядкам огорода одиноко стоящего деревенского дома с хозяйством, в сортире которого в течение четырех с лишним часов прятались пятеро, пока облава не закончилась и автобусы с ментами и задержанными не уехали в город.
Второй, по воспоминаниям, была облава на станции Опалиха, что по Рижской дороге, когда мы с Андрюхой Борисовым, будущим продюсером и основателем
