начал ощущать себя живым человеком, а не роботом, обтянутым кожей.
Я это понял только позднее. Когда она единственный раз спала в моей постели, а я наблюдал, как тихо она дышит, испытывая необъяснимое жжение в груди – словно туда вставили тлеющий уголек и зашили, чтобы я уже никогда не смог его достать.
В Александре не было хитрости и фальши, привычной для женщин моего круга. Она не старалась казаться умнее, красивее, лучше, чем была, но главное – ее совершенно не впечатляла внешняя мишура, деньги и любые признаки богатства. Она отвергала все это, а вместе с этим отвергала и меня. Хотя неосознанно все же желала. И именно эту химию, чувственную совместимость я использовал, чтобы ее добиться. И даже не понял, когда пропал сам.
Я предоставил ей выбор – остаться со мной или уехать, считая, что поступаю в высшей степени благородно. Она выбрала уехать. Втихую. Даже не найдя смелости, или желания, попрощаться. Посмотреть мне в глаза после безумной ночи любви и сказать: “Все кончено, Стас. Я ухожу”. О том, что она сбежала, я узнал от Арианы и увязавшейся за ней соседской дурочкой Мари.
Если подумать, в том, что она предпочла мне своего никчемного мужа нет ничего удивительного. Это было в ее характере – поступать не так, как от нее ждут другие. Не так, как от нее ждал я.
Мог ли я вернуть ее? Наверное. Но я всегда следовал принципу, что за свои поступки стоит отвечать. Я сам позволил ей выбрать. И то, что ее выбор мне не понравился, не давало мне права снова ее ломать. В итоге ее отъезд разделил нас как глухая каменная стена, тяжелая и непреодолимая. В первое время думал, что сорвусь – поеду, верну. Пил и вспоминал ее, как фантомную боль, которая не желала уходить. В первый месяц нарушил свои принципы лишь однажды: позвонил, но ее телефон молчал. А потом, когда стало совсем невмоготу, как дурак помчался в Калининград. Просто увидеть, посмотреть в глаза, убедиться, что тот огонь и те чувства, которые я разглядел в ней, были просто игрой моего воображения и мне пора ставить точку.
Вместо этого увидел ее с Денисом. Судя по всему, простить его для нее было легче, чем остаться со мной. Это было как удар под дых, только в более уязвимое место – в самое сердце, которое я даже не знал, что у меня имеется.
После этого все как-то сломалось. Работать стало скучно. Смотреть на других женщин было тошно. Пришлось сублимировать в бокс. В конце концов и это пригодилось – бил морду Марку за то, что совратил мою младшую сестру, я почти профессионально.
В тот момент, когда я почти достиг эмоционального дна, на меня совершили первое покушение. Для заказчиков оно стало последним – нет, я не воспользовался их методами устранения, но упек в тюрьму на максимальный срок. Это стало тем звоночком, которого мне так не хватало – дав слабину ты становишься уязвимым. А я больше не собирался становится мишенью.
О Саше Лебедевой пришлось забыть. В Калининград не приезжать. В доме на Капри сделать капитальный ремонт, чтобы
