гостями.
– Мы не обсудили твою картину. “Морское дыхание” если я не ошибаюсь, – мужчина криво усмехается, но его голос звучит настойчиво и абсолютно серьезно. – Я отпущу тебя к гостям в обмен на эту ценность.
– Стас, эта картина не продается, – возражает Кира. – Я согласна, что она потрясает до глубины души, задевает какие-то особенные струны, но для Сашеньки она слишком дорога.
Черт возьми! Как мог один из лучших дней в моей и без того непростой жизни в одно мгновение перевернуться с ног на голову?
– Когда я впервые ее увидела, мне тоже захотелось заполучить эту картину, – продолжает Кира, в то время как мы с Крестовским сверлим друг друга глазами. – И как я не упрашивала Сашу, она была непреклонна. Так что и ты, мой милый, потерпишь поражение.
Кира мягко улыбается, поглаживая Стаса по плечу, а внутри меня разгорается совершенно неуместное пламя под названием ревность. Не могу поверить. Не понимаю себя. Столько лет прошло. Да и этот мужчина никогда по-настоящему не принадлежал мне.
– Проиграть битву не равно проиграть войну, – отвечает Крестовский, приподнимая уголки губ в подобии улыбки. – А теперь я прошу меня извинить, – указывает на звонящий мобильный, – важный звонок.
Вежливо кивнув мне и Кире он удаляется, а я чувствую себя морально раздавленной. И дело даже не в вызове, которым он обозначил свое намерение заполучить мою картину, а в том, что где-то в глубине души я знаю, чувствую – моему мирному существованию пришел конец.
Несмотря на то, что лицом к лицу с Крестовским мы больше не сталкиваемся, незримо я ощущаю его присутствие повсюду. В отражении мраморной плитки стен, в воздухе, который пахнет его одеколоном, в атмосфере, которая стала разряженной, как бывает перед грозой. Это паранойя, знаю, но я не могу отделаться от ощущения, что пока я медленно передвигаюсь по залу, ведя светскую беседу с гостями, за мной неотступно следуют обжигающие голубые глаза…
Подумать только, а ведь я всерьез думала, что изменилась. Что за три года стала независимой, самостоятельной, сильной – женщиной, которая больше никогда не пойдет на поводу у мужчины. И что же? Стоит Крестовскому появиться на горизонте, как я снова чувствую себя слабой и уязвимой. Разве это справедливо?
– Александра Сергеевна, на вас лица нет, – это Лизавета осторожно касается моей руки. – Устали? Может быть, пока вечер в разгаре, немного отдохнете в кабинете? Я что-нибудь из еды принесу.
– Не волнуйся, Лиза, – делаю попытку улыбнуться, чтобы не волновать помощницу. – Со мной все в порядке. Немного переволновалась, вот и все.
– Ну, волноваться больше не о чем, – отвечает она с облегчением. – В первом зале почти все картины из вашей морской серии проданы. Во втором и четвертом несколько работ на брони, – она наклоняется ближе к моему уху и шепчет: – Даже Макс Зотов приобрел одну из ваших картин.
– Ну, раз даже Макс Зотов… – смеюсь я, но Лиза не обижается, только
