не последовало. Встать получилось с некоторым трудом. Чуть пошатываясь, Арина взмахнула скальпелем, после чего им же вскрыла свою голову и сердце. Пространство засияло выжигающе-белым светом, низводя всё, что было вокруг, до карандашных рисунков. Она чуть наклонила голову, сосредоточенно смотря в одну точку. Там начал вырисовываться новый силуэт.
Постепенно реальность отрывками возвращалась к исходному состоянию. Арина шла к этому силуэту, всё отчётливее видя, что он состоит из гнили.
– Ты боишься. – сказало оно. – Боишься потерять это, потому что иначе тебе нечем будет кормить пустоту. Без своей боли ты никто.
Возражать не было смысла. Арина уже устала убегать от правды.
– Да.
– И даже сейчас ты кормишь её. Твоё страдание порождает страдание, и ты не хочешь прерывать этот круг, потому что иначе не сможешь ничего создавать. Ты ничего не стоишь как создатель в сущности своей. Твоё топливо однажды закончится. Ты это понимаешь?
– Да.
Цветная пустота пожирает силуэт. Арина падает спиной на снег и смотрит в тёмное небо, после чего устало закрывает глаза.
Глава пятая. Что для первого будет конец – для второго начало
«Выхаркал это еб*чее творчество,
Что обречено было мучиться, корчиться
И, в моих руках умирая,
Стать основой для Святого Грааля.»
Сага о моряках и скалах, Pyrokinesis
Зрители ждут представления. И оно начинается. Но зрителей нет. Я это знаю. Их не существует. Как и меня. Ведь зрители и есть актёры. Образы. Запертые. Но нужен персонаж, да. Собранного материала достаточно. Первая постановка. Множество вариантов – всего лишь множество сюжетов. Неважно, происходят они по воле разума или по воле случайности. А бесконечность в каждом из них лишь исходит из Первородной Идеи заполнения пустоты. Призрак возвращает себе воспоминания, став Птичьим Драматургом, хотя в таком случае они становятся чужими. Но без личного опыта невозможно искусство, ведь на нём строится восприятие реальности, которую человек и воссоздаёт в этом самом искусстве.
Девочка в простом белом платье, похожим на ночнушку, стоит у края небольшого отвесного каменного утёса. Она босая. Ветер швыряет ей в лицо брызги бушующего моря и едва не срывает волосы с головы. Волны одна за другой разбиваются об утёс. Небо серое. Девочка смотрит на это с тревогой, болезненным отчуждением и чем-то что никак не выходило понять.
Этот рисунок не давал Дарине покоя уже долгое время. В детстве она постоянно изображала его везде, где только можно. Даже в учебниках во время уроков. Почему сейчас это так часто вспоминается? А, плевать. Звучит очередная бессмысленная ритмичная песня из колонки. Кто-то с пятого этажа раздражённо кричит им, чтобы они выключили музыку или хотя бы сделали потише, но в ответ того просто шлют далеко и надолго.
– А меня сразу хоронить можно. – весело усмехается Гоголь. –
