ока объяло коптящим пламенем. После этого мужчина угостил своих лошадей кнутом и, искусно управляя экипажем, развернул пышные веера из пламени огнемета.
Мертвецы извивались в языках огня. То есть они-то не обращали на него внимания и продолжали драться, но огонь пожирал их. Скалы объяло запахом горелого мяса и нефти. Горели мундиры, кожа съеживалась, и плоть мертвецов таяла на глазах. Пылающие мертвецы высветили черные скалы.
Из глубины прохода принеслась мелодия горна, и афганские солдаты застыли, а потом неуклюже развернулись. Ряды ходячих факелов начали вяло отступать во тьму меж утесами.
Я провожал взглядом обгоревших дочерна, но продолжающих извиваться мертвецов.
– Барнаби! – позвал я. – А мы можем схватить того мертвеца?
Даже Красоткин затаил дыхание, а сейчас громко выдохнул и пробормотал:
– Красота…
Нервы, артерии, вены, капиллярные сосуды, кости, костный мозг, хрящи, мускулы, слизистая, синовиальная жидкость, железы внутренней секреции, эпидермис, волосяной покров.
Медицина начинается с последовательной систематизации. Не будет преувеличением сказать, что первые несколько лет на медицинском факультете проходят в созерцании трупов. Конечно, от бесконечной зубрежки и наблюдений скулы сводит скукой, но другого способа взрастить в себе умение классифицировать материю не существует. Нужно отречься от предрассудков и понять устройство мира на собственном опыте.
Звучит просто, но природа сложна.
Общество требует как можно скорее обучать новых некроинженеров, а трупы на растерзание в анатомические театры отдает неохотно, но воспитать специалиста за день и ночь невозможно. Потому что если не знать, где мембрана, а где плоть, то ни о каком управлении организмом речи идти не может. Поэтому даже в мире, переполненном мертвецами, студентов Лондонского университета не допускают до реанимации мертвецов вплоть до последнего года обучения. Говорят, находятся умники, которые делают из этой процедуры представление, но это только досужие слухи, которые так любит толпа.
– Портативный Внедритель, – обратился я к Пятнице.
Мы установили в войлочную палатку простенький стол, накрыли его простыней и к этому самодельному рабочему месту привязали обгорелого мертвеца. Из шеи его торчали прутья. Этот ошейник на него инстинктивно нацепил Барнаби – он-то как раз и забрал с поля боя эту новую модель. Я вздохнул:
– Неужели нельзя было поаккуратнее?
– А если б взорвался? – процедил в ответ Барнаби.
– Почему именно шея?
– Да просто так, – выпятил грудь он. Конечно, если бы труп правда взорвался, то было бы поздно теоретизировать, но логика все равно ущербная. Если Красоткин – человек, напоминающий мертвеца, то Барнаби – зверь, прикидывающийся человеком. Правда, поскольку однажды он уже пережил взрыв ходячей мертвой бомбы, мне сложно его строго критиковать. Хотя вероятность
