в самом неудобном месте?» – удивилась она. Желания спорить она в себе не ощущала, да и гаденький клоун не показывался, видимо, еще не проснулся, поэтому Леля решила подняться с другой стороны лестницы, чтобы не столкнуться с одноклассниками.
Звонкий голос все равно настиг ее.
– Крутая тачка, – сказала Маша, – вот интересно, сколько заводских денег надо отмыть, чтобы на такую заработать.
– Ты, даже если двадцать лет отмывать будешь, не заработаешь. А вот честно, с усердием, выполняя все заказы в срок, можно за год заработать. Но на этот путь у тебя мозгов не хватит. Так что так и так тебе не светит.
Леля и сама не знала, что ударила в самое больное место, которое ныло у Маши со времени, когда она начала сознавать себя и понимать окружающий мир. У них с родителями была маленькая двухкомнатная квартирка, которая по наследству перешла папе от дедушки. А дедушка в советское время получил ее от государства.
В квартире этой самая большая комната использовалась как гостиная и родительская спальня, а маленькую, почти каморку, отдали Маше. Свою комнату, оплот спокойствия, Маша обожала, но планировка у квартиры была неудобная: чтобы пройти в комнату родителей, нужно пройти насквозь маленькую Машину комнату. Получался вечный проходной двор. Маша пообещала себе, что окончит школу, уедет учиться в Москву, станет успешным адвокатом и вот тогда заживет в собственной комнате – или даже квартире – одна!
Страшно пугала Машу перспектива не поступить в хороший университет, ведь тогда останется только работенка в городе. На завод она не хотела ни за что. «А зря, – говорил папа, – стабильно. И государству помогаешь». Маша ничего против патриотического и стабильного труда не имела, но чувствовала, что эта деятельность не для нее, оставшись, она просто наденет себе на шею якорь и утонет без шанса на спасение. И как же страдала мама от цеховой вредной пыли! Постоянный кашель, испорченные легкие. Нет! Маша иначе хотела. И, когда она смотрела на Лелю в таких хорошо сшитых, пусть и странных вещах, приезжающую в школу на большом и теплом внедорожнике (в то время как Маша обычно тряслась в продуваемом автобусе полчаса), ее охватывали злость и зависть. Ну почему, с обидой думала Маша, кому-то все: и учеба, и комфорт, и все открытые двери, даже если они этого недостойны (а неприятная заносчивая Леля, по мнению Маши, конечно, ничего этого не заслуживала), а кому-то барахтанье без надежды на то, что получится уцепиться за соломинку.
Когда Леля сказала, что Маше никогда не светит такая красивая, большая и дорогая машина, Маше сначала захотелось подбежать к ней и оттаскать за волосы, а потом заплакать от страха: вдруг и правда все мечты так и останутся мечтами, а жизнь распорядится жестоко, беспощадно…
Неизвестно, чем закончилась бы словесная дуэль, если бы парень со шрамом на брови, Илья, подойдя к ним, не сказал громко:
– А вы чего здесь? До урока три минуты.
Леля вздрогнула от неожиданности, а Маша отвлеклась от своих мучительных мыслей. Хор нестройных голосов вразнобой
