вышла тесноватая, но уютная: гнутая мебель, большой ковер на полу, овальная люстра матового стекла на цепи, красавец граммофон на отдельном столике и пара картин на стенах. Соседнюю комнату, бывшую спальню мальчиков, теперь занимала София. В её светлой комнате на стене была лишь иконка в изголовье кровати, зато на столике я заметила два фотографических портрета в резных рамках: отец и мать.
В свои покои Матильда Ивановна меня не приглашала. Памятуя предположение Арцыбашева, будто фельдмаршал молился перед крестом в своей спальне, я улучшила момент и открыла дверь в спальню хозяйки. В коридоре в эту минуту никого не было. Не решаясь войти, я осталась на пороге, бросая внутрь торопливые взгляды. Увы, и здесь крест отсутствовал! Часть комнаты закрывали китайские шелковые ширмы. Но пройти за них я ни за что бы не осмелилась. В следующий миг в коридор с лестницы повернул Филипп Егорович. Конечно, он сразу увидел мою фигуру в распахнутых дверях хозяйской спальни. Я повернулась к нему и пролепетала:
– Как всё изменилось…
Филипп Егорович молча приблизился, а я продолжала, чувствуя, как пунцовеет мое лицо: – Когда мы тут гостили с тётушкой, нас поселили в этой комнате…
Филипп Егорович смотрел на меня, подняв одну бровь.
– Да, изменилось, – наконец кратко ответил он, и мы разошлись. Я не сомневалась, что Матильде Ивановне будет доложено о моём поступке. Но в последующие дни мне не высказали никаких претензий. Возможно, мадам Решетниковой льстило, что близкая родственница прежних владельцев теперь у неё на службе.
Утро начиналось в доме у каждого по-своему. Матильда Ивановна просыпалась рано и завтракала одна до девяти. София вставала позже, и горничная подавала чай в её комнату. Филипп Егорович, кухарка и горничная Глаша завтракали ещё раньше на кухне. Затем Матильда Ивановна уезжала или к десяти часам кто-то приезжал к ней. Мадам Решетниковой принадлежал единственный в городе магазин готового модного платья и большие торговые склады, часть которых были отданы в аренду. Деловых посетителей Матильда Ивановна принимала в своём кабинете. Туда могли подать кофе, чай, закуски. Но в полдень в столовой Матильда Ивановна и София встречались для второго завтрака, который был уже настоящим: с яйцами, творогом, ветчиной, вареньем в вазочках и горячими булочками. Если посетитель был из ближнего круга, то к столу приглашался и он. Если хозяйка не приезжала ко второму завтраку, в столовой накрывался один прибор на Софию. С моим появлением второй завтрак стали сервировать на двоих. Утренний чай, как и все, я пила в своей комнате. Обед был в три часа пополудни, ужинали после семи вечера. Обязательным ритуалом был отдых Матильды Ивановны после обеда. Она объявляла, что должна с часик поспать, иначе к вечеру разболится голова. София на это время устраивалась в библиотеке, или, если позволяла погода, сидела с книжкой у фонтана. Разумеется, каждый день не походил на железнодорожное расписание, и разные
