истину – все мы разные, никто не будет мыслить и поступать, как я. В свою очередь, уважение к противоположному мнению и поведению – моя обязанность как сознательного человека.
Я не виню Размика. Не виню отца. Не виню Дмитрия.
Я не хочу никого винить!
Я хочу жить! И сохранить ни в чем не повинного ребенка!
Это и есть мой выбор, у которого очевидные последствия – моя уже и так сложная жизнь перевернется с ног на голову…
* * *
Рюкзак на кровати был наполнен лишь самым необходимым. Оба паспорта, имеющиеся драгоценности, несколько комплектов нижнего белья, новый смартфон, подаренный братом на день рождения, который я так и не использовала, оставив коробку на полке, любимый ноутбук, кошелек с картой и всеми наличными.
Четкого видения, что будет дальше, у меня нет. Но я должна попытаться спастись. Если не получится – поверю, что больше не стоит играть с судьбой и её известным сценарием. Покорюсь воле отца, как было всегда.
Билет на самолет в столицу забронирован на ночь. Я знаю способы уйти незамеченной, и пока утром спохватятся, уже буду далеко. Дальше – неизвестность.
Я прячу свою «авоську» под кровать и сажусь на постель. Обвожу глазами комнату, в которой провела всё время своего сознательного существования. Не смею жаловаться, ведь мне повезло в сотни раз больше, чем бессчетному количеству детей на этой планете. Я была в безопасности, сыта, одета и обута, получила образование и кучу возможностей развиваться. Меня, может, и пытались притеснять, но каждый отцовский выпад я воспринимала как вызов самой себе быть лучше, не реагируя ненавистью на нелюбовь. И всё же, благодарна за то, что мне дали. Лимит исчерпан.
Стук в дверь доносился, будто сквозь туман. Через несколько долгих мгновений вошла Диана, обеспокоенно рассматривая меня. Села рядом и участливо взяла за руку. А меня вдруг начало колотить от переизбытка эмоций.
– Папа сказал, что записал тебя к врачу. Хочешь я поеду с тобой?
Я опешила. До этой секунды была уверена, что отец, со своей проницательностью и умением мгновенно сложить «два плюс два» догадавшийся о моем интересном положении, в которое сама до последнего не верила, не станет посвящать кого-либо в свои планы. Он велел не распространяться. Но как… Рассказал сам?! Неужели все в курсе? Стал бы он так рисковать, чтобы информация вдруг просочилась за пределы дома и дошла до ушей того же Артура Айвазова, зависшего в режиме ожидания нашей свадьбы?
– Не бойся, это не так мрачно, как в фильмах. Когда мне пытались помочь, я противилась, но потом согласилась, и это сработало. Поговоришь немного с психотерапевтом, облегчишь душу. Ведь некоторые вещи с близкими не обсудишь. Хотя, это страшно. Как в случае с Соней…
О, Боже! Каков же… Соврал, что отправляет меня к мозгоправам?! Со стороны, небось, умиляло степенью заботы! А я уже запереживала, что Гарик Арташесович стал слаб «на язык». Железный человек.
