я хочу заснуть вместе с тобой, – тихо сказал он, словно не был уверен в ее согласии. – Останься еще ненадолго?
Вместо ответа Фая поцеловала его, вкладывая в касание губ все чувства, что переполняли ее в этот момент. Это было подобно вспыхнувшей лучине, отгоняющей тьму, а вместе с ней все страхи. Хотя бы на какое-то время. Воспоминания не оставили от усталости и следа, ее руки толкнули его на бок и заскользили по телу. Когда Матвей откликнулся на ее ласки, стало ясно, что сон мог еще подождать.
После Фая держала Матвея за руку до тех пор, пока его не одолел сон, а дыхание не стало ровным. Натянув ему на плечи перину, она поднялась на ноги и, стараясь не шуметь, нашла на полу свою рубаху, онучи и лапти.
Переполненная сладкой болью, она выскользнула за дверь. Нужно было спешить, пока луна стояла высоко. Добравшись до дома, Фая тут же направилась к своей лавке, из-под которой вытащила тяжелый узелок с остатками подношений, что приберегла утром.
– Фаина, это ты? – сонно окликнула ее Марфа со своего места на печи.
– Я.
– Ты что, опять уходишь?
– Да. Матвей ждет меня у реки, – сказала Фая, надеясь, что голос звучит ровно.
– Ах вот оно что. Силы-то у молодых хоть отбавляй. Тогда возьми еще один платок, – не без доброты посоветовала Марфа. – У воды всегда холоднее, даже когда есть кому согреть.
Фая повиновалась, избегая ее взгляда, и вернулась обратно в ночь. Она с детства ненавидела лгать и почувствовала укол стыда оттого, что бабушка так легко поверила ей.
Казалось, за те несколько минут, что она провела в избе, снаружи стало холоднее. Озноб пробирал до костей, но, по крайней мере, небо было ясное и луна освещала ей путь. Вокруг было тихо; собаки принимались ворчать, когда она шла мимо, но Фая двигалась слишком быстро, чтобы они могли всерьез забеспокоиться. Идти на капище было нельзя – духам тьмы там было не место, к тому же обет, который она собиралась принести, требовал уединения.
Подойдя к сторожевой башне у стены, окружавшей деревню, она окликнула стражника и попросила выпустить ее за ворота, к священной роще Перуна.
– Ай, иди, – устало отмахнулся он, не дав ничего объяснить. – Много таких уже ушло. Смотри аккуратнее, нечисть не примани.
«Сомневаюсь, что теперь мне опасна нечисть», – подумала про себя Фая, крепче запахивая платок. Она никогда не гуляла по ночам одна, тем более в лесу, но чем ближе становилась его мрачная громада, тем крепче суеверный страх сжимал ее сердце. Кто знает, что могло встать на ее пути.
– Матвей, – шептала она себе под нос, как молитву, заставляя озябшие ноги идти вперед, в чащу. Зубы стучали так сильно, что становилось больно. Перед глазами стояло мирное спящее лицо, а тело еще помнило прикосновение его губ. – М-матвей. Матвей.
Поцеловав головку деревянного конька для храбрости, она повернула в сторону ельника, оставляя позади дубовую
