я успеваю об этом подумать, как чувствую сильнейшее жжение в глазах.
– Твою мать, – ору я. – Какого хрена? – Глаза начинают непроизвольно слезиться, а горло першить. Закашливаюсь, утыкаясь носом в локоть. – Ребенка убери отсюда.
Пацаненок кашляет и судорожно хватает ноздрями воздух.
Сквозь пелену слез вижу в открытом рюкзаке этой идиотки бутылку с водой. Выхватываю довольно резко и даю пацану пить. Смачиваю руки, плескаю себе в лицо водой и умываю пацана. Девчонка ошарашенно стоит и смотрит с застывшим ужасом на лице.
Пришибленная какая-то.
– Никитка, Никитка, сынок… Господи, прости, милый, – отмирает эта ненормальная и бросается к сыну.
Сегодня однозначно хреновой день! А он, на минуточку, только начался…
Мамаша утаскивает голубоглазого к скамье и начинает суетиться над ним.
Сажусь в машину.
Ну на хрен, пусть сами разбираются.
Вот какого черта я повелся на пацана?
Опускаю двери и завожу мотор. Последний раз бросаю взгляд на мальчишку, но встречаюсь с полыхающими страхом, злостью и ужасом глазами девчонки.
– Истеричка, – напоследок бросаю в окно.
– Маньяк, – слышу в ответ и срываюсь с места.
Кем я только не был в этой жизни и, кажется, меня уже ничего не могло удивить. Но маньяк? Серьезно?
5. Саша
– Никит, ты как?
Господи, мне так страшно: сердце бешено колотится, того и гляди выпрыгнет из груди, а слезы застилают глаза. Я ведь не собиралась распылять баллончиком, всего лишь хотела припугнуть, но, видимо, случайно нажала. Ничего не соображала, чисто материнский инстинкт сохранения и защиты своего дитя. «Незнакомый человек затащил под каким-то предлогом ребенка в машину», – всплывают заголовки из газетных страниц. Сколько таких случаев в жизни?! Вот, о чем я думала в тот момент.
Жаль, что не успела запомнить номера. Хотя машина запоминающаяся, вряд ли в городе найдется с десяток таких ярких желтых иномарок.
– Мам, да все нормально.
– Никита, вот скажи, зачем ты сел к чужому дяде в машину? Ведь мы столько раз с тобой это обсуждали, смотрели ролики. Сынок? Он тебя чем-то заманил? Что он тебе сказал? Может, игрушку или конфеты предложил? – я присаживаюсь перед сыном на корточки и беру его за руки.
– Ничего, мам. Ничем он меня не заманивал. Я сам, – виновато шепчет Никитка и опускает головку.
– Что сам? – удивленно смотрю на сына.
– Сам попросил посидеть за рулем.
– Ох… – вырывается из меня.
– Прости, мам, я подвел тебя, расстроил. Но мне так хотелось ее потрогать, – плачет сын и вытирает мокрые щечки кулачками.
У меня сжимается сердце. Мой наивный, любимый сынок. Крепко обнимаю своего автолюбителя и реву вместе с ним. Больше ни за что и никогда не оставлю его без присмотра.
Никитка – самое дорогое, что у меня есть. Я воспитываю его одна: горе-папаша слился сразу, как только
