мне помогли. Почему, собственно?
– Вот об этом лучше никогда не спрашивайте. – Леви глянул на меня как-то особенно пристально. – М-да, почему? Мы ведь вообще-то вовсе не такие уж альтруисты. Знаете, почему? Наверно, потому, что в вас чувствуешь какую-то трогательную беспомощность.
– Что? – переспросил я, изумленный до крайности.
– Да, наверно, в этом все дело, – подтвердил Леви, похоже, сам удивляясь. – Хотя вид у вас вовсе не такой. Но почему-то это в вас чувствуется. Мой брат первым это подметил, когда мы как-то о вас заговорили. Поэтому, считает он, вам всегда будет везти с женщинами.
– Вот как? – буркнул я, не зная толком, сердиться мне или смеяться.
– Не принимайте слишком всерьез. Я же вам объяснил: в подобных вопросах мой твердолобый братец разбирается не лучше носорога. Сходите лучше к пирату. Сильверс его фамилия. Нынче вечером.
На двери у Сильверса не было никакой таблички. Он жил в обычном доходном доме. Я ожидал встречи с прожженным дельцом, этакой двуногой акулой. Вместо этого передо мной стоял тихий, тщедушный и скорее робкий господин, превосходно одетый и крайне сдержанный. Он предложил мне виски с содовой и принялся осторожно расспрашивать. Немного погодя вынес из соседней комнаты две работы и поставил на мольберт.
– Какая вещь вам больше нравится?
Я указал на правую.
– Почему? – спросил Сильверс.
– Разве это обязательно объяснять?
– Меня это интересует. Вы знаете, чьи это вещи?
– Это два рисунка Дега. Но это же вам всякий скажет.
– Не всякий, – возразил Сильверс со странной, какой-то застенчивой усмешкой. – Некоторые из моих клиентов не скажут.
– Зачем же они тогда покупают?
– Чтобы у них дома висел Дега, – меланхолично проронил Сильверс.
Я вспомнил давешнюю лекцию Леви-старшего. Похоже, он говорил правду. Я-то привык верить его рассказам лишь отчасти, ведь он склонен преувеличивать, особенно когда пускался в рассуждения о посторонних, не слишком известных ему вопросах.
– Картины – это те же эмигранты вроде вас, – сказал Сильверс. – Судьба забрасывает их в самые неожиданные места. А хорошо ли им там живется, это уже другой вопрос.
Теперь он вынес из той же комнаты две акварели.
– Что вы скажете об этом?
– Это акварели Сезанна.
Сильверс был поражен.
– И тоже можете сказать, какая лучше?
– У Сезанна все акварели хороши, – сказал я. – Подороже, думаю, будет левая.
– Почему? Потому что больше?
– Не поэтому. Эта поздняя вещь, и уже почти в кубистической манере. Прекрасный прованский пейзаж с горой Сан-Виктуар. В брюссельском музее есть похожая.
Сильверс переменился в лице. Он встал.
– Где вы работали раньше? –
