оказались цветные снимки работы Мане: натюрморт небольшого формата, пионы в стакане воды. Казалось, и цветы, и даже воду можно потрогать. Дивный покой исходил от них, но и живительная сила – словно художник сам, впервые, сотворил эти цветы, а до него их и на свете не было.
– Нравятся? – спросил Сильверс.
– Они великолепны.
– Лучше, чем вон те «Розы» Ренуара на стене?
– Они же совсем другие, – опешил я. – Лучше, хуже – как тут можно сравнивать?
– Можно. Если торгуешь искусством – можно.
– У Мане это миг сотворения, у Ренуара – апофеоз цветущей жизни.
Сильверс чуть склонил голову набок.
– Неплохо. Вы, часом, писателем не были?
– Всего-навсего заурядным журналистом.
– Кажется, у вас есть жилка. Вы могли бы писать о картинах.
– Ну нет, я слишком мало в этом смыслю.
Сильверс снова нацепил свою дьявольскую усмешку.
– Вы полагаете, люди, которые пишут о живописи, смыслят больше? Открою вам один секрет. О картинах писать нельзя. И вообще об искусстве. Все, что об этом пишется, – всего лишь толчение банальностей в ступе для невежд. Об искусстве писать нельзя. Его можно только чувствовать.
Я не стал возражать.
– И продавать, – добавил Сильверс. – Вы ведь это подумали, верно?
– Вовсе нет, – ответил я, даже не покривив душой. – Но почему тогда вы говорите, что у меня жилка и я мог бы писать о картинах? Если писать о них вообще нельзя?
– Ну, может, это все-таки лучше, чем быть заурядным журналистом?
– А может и нет. Может, лучше быть честным журналистом, а не высокопарным пустомелей, распинающимся об искусстве.
Сильверс рассмеялся.
– Вы типичный европеец: мыслите крайностями. Или это по молодости? Хотя не так уж вы молоды. А ведь между двумя вашими крайностями – еще множество промежуточных вариантов и тысячи оттенков. Да и исходная предпосылка у вас неверна. Смотрите сами: я хотел стать художником. И даже был им. Со всем рвением и вдохновением заурядного художника. Теперь я торговец искусством. Со всем цинизмом, присущим этому ремеслу. И что это изменило? Предал ли я искусство, перестав писать плохие картины? Предаю ли теперь, торгуя живописью?
Сильверс предложил мне сигару.
– Послеполуденные размышления в Нью-Йорке, – хмыкнул он. – Попробуйте-ка лучше эту сигару. Это легчайшая из всех гаванских. Вы вообще сигары любите?
– Да я как-то не задумывался. Курю, что придется.
– Счастливчик!
Я удивленно вскинул глаза.
– Это что-то новенькое. Вот уж не знал, что это и есть счастье.
– У вас еще все впереди: возможности, их выбор, наслаждение, пресыщение. Под конец только пресыщение и остается. А чем глубже снизу начнешь, тем дольше путь до
