устраивать свадьбу Леша с Бертой решили ближе к отъезду.
Комсомольская свадьба на целине – это чудо. Руководство приняло на ура. Кочетков посоветовал приурочить к Празднику урожая и пригласить местное начальство с женами: им будет приятно. И главное, позвать директора совхоза товарища Добронравова.
Лешке скоро пришла из дома посылка, но он запретил ее открывать – на свадьбу. Девочки мечтали к ней хоть как-то принарядиться. Подвернулась оказия поехать в райцентр. Получив небольшой аванс, захотели поехать всей группой. Наскоро погрузились в открытую пятитонку и с песней покатили по тряскому грейдеру.
В последний момент как раз Берта и Лешка отказались – в пользу тех девчонок, которые со слезами на глазах умоляли шофера втиснуть их в кузов – очень в парикмахерскую нужно. А на самом деле оба были рады, что все уедут, хотелось побыть одним.
– С ума сошли, – кричал нервный казах, – у меня норма, норма… Понятно, да? Вот написано – двадцать человек. А вас?
А их было немерено.
Артур тоже было передумал, его укачивало обычно, но шофер сказал, тыча в него черным пальцем:
– Он пусть отвечать будет.
Но в кабину тут же сел Кочетков.
Пришлось Артуру забраться в кузов. Некоторые девчонки сидели шикарно – на шинах-запасках. Остальные, подстелив под себя куртки, на досках кузова. А ребята стояли, держась за кабину и за борта. Артур пристроился в углу заднего борта, у запора с крюком. Ехать было по степным понятиям недалеко, с полсотни километров, не больше.
Грянули «Маму, не горюй», потом свою истфаковскую «Ночью над Союзом и над нашим вузом…». Артур больно колотился о ребро бортика и молил кого-нибудь свыше – пусть они скорее доедут.
С отбитым задом он, наконец, откинув борт, выбрался первым, за ним попрыгали девчонки. И сразу рванули в парикмахерскую.
Ребята степенно закурили, потом, не торопясь, двинулись в сторону сельпо. Еды фактически не было. Купили бутылку и консервы с крабами, завезенными с Камчатки. На наклейке сияло гордое – «Chatka» по-английски, крабы шли на экспорт. Потом зашли в раймаг, сгрудились у книжного отдела и онемели: там было все, о чем только мечтать могли московские книгочеи. От невиданных раритетов, которые никто не брал, до книг алма-атинского издательства. Листали, целовали заблудший томик Михаила Зощенко, кто-то нашел раннего Фадеева. Артур прижал к груди старое издание «Овода». Были Луговской, Сельвинский и даже Борис Пастернак – перепечатка книжки «Сестра моя жизнь». Кочетков повертел в руках томик про Никиту Сергеевича, но пожалел денег.
А девчонки какие вышли из своей парикмахерской – аккуратно постриженные под одну гребенку с чистыми волосами, пахнущими жидким дегтярным мылом.
И какой красавицей оказалась Ира! Никита не мог глаз отвести.
– Какая волна! – заговорили девушки, оглядывая со всех сторон ее легкие пряди – целинный ветер гнал переливающуюся на солнце копну Иркиных волос.
– Где волна? Какая волна? –
