черновика не было, хоть ты тресни.
– Ну что ж, Смирнов, спасибо за сигнал, – со значением произнес декан. – Лучше, как говорится, перебдеть. Но все хорошо, что хорошо кончается. Садитесь!
Тема была неприятная, никакого сигнала Артур не давал, он подозревал, что стукнула Рогова или просто трепанула, а он ни при чем. Но не тот момент, чтоб устанавливать истину. Артур сел на краешек неудобного стула и усилием воли подавил бурчание в животе.
– Вас хорошо характеризуют товарищи, и я рад, что есть решение предложить вам, как человеку серьезному и ответственному, подать заявление в партию – сначала, конечно, в кандидаты.
Артур похолодел – опять анкета, опять проверка. А вдруг? Нет, куда ему с подмоченной биографией претендовать на такое?!
– Спасибо за доверие, – сказал он и, напрягшись, вспомнил: – Ермолай Евтихианович, может, немного рановато, я без году неделя первокурсник, еще не освоился, не огляделся.
– Успеете. Время есть.
Он готов был продолжить мысль, но в дверях появилась Зоя:
– Вам звонят, – и показала пальцем наверх. Декан отправил Артура из кабинета и вслед крикнул:
– Устав возьмете в парткоме!
Верная Лариса ждала в коридоре:
– Что?
– В партию предложил.
– Ух ты, – восхитилась она, – вот это удача, ты далеко пойдешь, Смирнов.
– Что же с нашим капустником завтра будет?
– Заболеют.
– Как?
– Решили дизентерией.
Артур не понял:
– Все?
– Хватит одного. Да ладно, Смирнов, не дрейфь. – И добавила просительно: – А можно я тебя буду звать – Алик? Сейчас это модно.
Артур и вправду немного тяготился своим именем Овода – оно как будто призывало его к самопожертвованию. А не хотелось.
– Давай, – согласился он, – Алик так Алик.
Лариса привстала на цыпочки и поцеловала Алика в щеку:
– Поздравляю, Алик. Надо всем сказать, чтобы тебя больше не звали Артуром.
– И Тамаре, – подчеркнул Алик.
– А при чем здесь Тамара? Она, между прочим, замуж выходит. Не слышал? За Финкельмона. Ей все равно, как тебя зовут.
Впереди была первая зимняя сессия, и Алик больше не мог ни о чем другом думать.
Дома у Роговой был скандал. Он возник неожиданно в самом неудобном месте – прямо в прихожей, под вешалкой, где уже теснились зимние шубы и сладко пахло нафталином.
Мама и папа были ошарашены. Папа в тапочках и пижаме только что вошел с газетой и двумя ноябрьскими открытками. Дочь, проверяя перед уходом папку с лекциями, скучным бытовым голосом сказала:
– Родители, я выхожу замуж, – мы так решили.
– Кто мы? – спросила Тамарина мама тихо, почти шепотом.
– Расписываемся и будем просить общежитие, – сообщила Тамара,
