доброго ночлега.
– Эй, вы, уроды, не каркайте!
Айдан мысленно поддакнул. Никому не охота попасть под дождь посреди дороги. А в облачном щите ни единой выщерблины.
– А ты сам хлебало-то закрой, пока при зубах!
– Ты, мать, что думаешь, ливанёт?
– На всё воля Владыкина! – благочестиво закатив глаза, охнула разбуженная перепалкой старушка. Потом вдруг набросилась на кривобокого мужичка – сына или племянника: – Ты ж Добрым Братьям отнёс монетку? Подал сердобольным?
Тишина была ей ответом. По лицу видно было, что запамятовал. И тут началось!
– Ах ты светопродавец окаянный, по твоему небрежению нас всех схарчат орки, клыкачи окаянные, да закусят болотной тиной!
Как только речь зашла об орках, весь караван переполошился, кому-то привиделось, что уже с холма катят нелюди на огромных волках, повсюду крики, плач, отчаянные молитвы – еле угомонились. А бабке пригрозили:
– Ишчо раз тут выступать задумаешь, – рыкнул, демонстрируя палицу, громила из ополченцев, – съездим по хребтине.
И никто не подумал даже встать на защиту. Но старуха, хоть и не кричала теперь на весь караван, продолжала допекать племянничка, убеждая, что, если не подать милостыню, не ублажить Светлого Владыку, то быть им всем в орочьих желудках. Тот повздыхал, но всё-таки отправился к Айдану с парой монет – дескать, ты ж монах, вот, держи приношение – а когда тот стал отбрыкиваться, кто-то присоветовал просто бросить медяки в грязь, проводив молитвами: Владыкино-то завсегда найдёт получателя, какой-нибудь странник подберёт.
Ведерская марка никогда не была гостеприимным местом. Пришлецов там не встречали мягкие травяные ковры, им не шептали приветливо дубравы, жизнь в этих суровых краях могла показаться притягательной только злодеям, бежавшим от правосудия, отступникам, да, пожалуй, ещё любителям по многу месяцев пялить глаза в горизонт из окна сторожевой башни, одной рукой придерживая кружку с пивом, а другой – полируя верный клинок. Айдану нередко казалось, что всё это место – один большой монастырь, где ничто, решительно ничто не должно цеплять глаз и отвлекать от мыслей о вечном Свете. Но без народа страны не будет – и герцоги делали всё, чтобы каждый здесь чувствовал себя желанным гостем: одни находили на севере отпущение грехов, другие – снисходительность к вольнодумству, третьи – достаточно лёгкие повинности, четвёртые – противоположный берег Ведера, населённый могучими и воинственными орками, которые большую часть времени проводили в междоусобицах, но порой всё-таки собирались и устраивали набег.
Лет сто назад про клыкачей даже и не слыхивали; поселенцы запросто переходили на тот берег, распахивали луга, основывали города, сгоняли с земель половинчиков, умудрялись даже вырастить что-то за короткое и ненастное лето, – одним словом, хорошо проводили время. Но потом из Холодных врат – широкого перевала у северной оконечности Осевого Хребта – хлынули полчища зеленокожих, и серо-зелёная палитра пустошей
