конец карьеры. С тех пор в ее окне уже не башня-труба, а заурядная стройка. Трубу так и вообще отвинтили в первую очередь. Наверное, чтобы показать абсолютную власть над чьим-нибудь детством. Так на месте волшебной трубы будет возведен девятиэтажный дом.
Пнула песок. Захотелось обратно свой хлебозавод.
Но серая плита со стороны аллеи полностью загородила остатки теплого воспоминания. Делила зрительное пространство на две части раздражающе ровной вертикальной полосой, которая, поднимись она немного выше, поделила бы на две части и майское небо, и даже космос над ним.
Подруга шла первая, но ее слова не выходили из головы. «Призраки? Чего это она вдруг?» – задумалась Женя и посмотрела на нее. Все та же непосредственная легкость —раскачивая косичками, она оживленно трещала о чем-то, а вместе с ней трещали и полуденные кузнечики.
От мыслей про призраков Женя отчего-то обернулась назад – к той странной девочке возле яблони. Не давала она покоя своей игрой с белыми цветами. «И куда ее родители смотрят? Определенно странный ребенок».
Но приближение к цели удаляло от мыслей о призраках. Дом уже совсем близко, а там и три месяца безделья и три месяца сна до обеда и три месяца… окошка без трубы. Она сморщилась, случайно посмотрев на неприятную плиту возле предстоящего перехода.
– Скажи… – спросила Женя. – А почему это тебя так заинтересовал вопрос про плавящийся асфальт?
Подруга обернулась и с непонимающим видом, словно ее спрашивают о чем-то таком само собой разумеющимся, ответила:
– А о чем еще можно думать в такой день?
Женя пожала плечами. «Точно не о призраках», – решила она и, еще раз бросив осторожный взгляд на девочку позади, выбросила последние мысли из головы, взяв пример с беззаботной подруги, ведь пуговица уже начала нагреваться.
Улыбнувшись настенным усам, Женя вытянулась на подоконнике и посмотрела в окно. Она смотрела уже не от первого лица, а от третьего. Тот самый переход к дому, только вот серых плит уже много лет как нет. Вместо них красный кирпичный дом. На поверку без хлебозавода мир не остановился.
Но стоило девочкам только дойти до перехода, как подруга прыжками морковного портфеля резко припустила вперед, а Женя почувствовала то самое нечто. Предчувствие, от которого столько лет не могла отделаться. То предчувствие, что испытала незадолго до того, как клевала носом сугроб. Приближение чего-то невидимого, но тяжелого, движущегося с единственной целью, которая определяет его невидимое желание. Она не могла описать это чувство. Точно на тебя движется незримая стена и дует ветер даже в безветренную погоду, а в ногах появляется странная легкость, почти невесомость, которая отрывает от асфальта. Почувствовав, что готова вспорхнуть или что уже парит, Женя резко дернула к морковному портфелю впереди, а правым глазом отчего-то устремилась
