следователи, – затараторил Миша.
– Короче, там была утечка на линии, ну на этом, как обычно.
– Да, я понял. Вчера мне мастер дал новый клапан, но он не подошел.
– Да. Да, ты рассказывал. Так его кто-то установил. Карловича вызвали, т.к. клапан стал гудеть и парить кислотой, там одна девчонка из лаборатории надышалась, забыл, как ее, Ольга, вроде.
– Ну не томи! – Марат весь напрягся, переживая мерзкое чувство ожидания беды.
– Черт, Карловича обдало кислотой. Клапан прорвало! Его увезли в больницу, короче, как-то так, – Миша отвернул свое лицо к ветру, желая осушить набежавшие слезы на глазах.
– Что? Как?! Я не понимаю?! Кто поставил клапан? Они, что там все с ума сошли?! – Марат дернулся было пойти в цех, но Миша схватил его за руку, сильно сжав своей большой ладонью.
– Стой здесь, там следаки приехали, всю документацию изымают. Фабрику пока остановили до выяснения.
– А мастер где? Где мастер смены?
– Все там, – Миша махнул в сторону административного корпуса, – всех допрашивают.
– Как Семен Карлович?
– Девчонки звонили в больницу, говорят жив.
– Так что мы стоим? Надо идти к нему!
– Во-первых, не пустят, состояние тяжелое, сильный ожог. А во-вторых, сказано от цеха не отходить, могут вызвать на допрос.
– Какой еще допрос?
– Такой. Ты в журнале вчера не расписывался?
– Ну. Как обычно, вечером. Меня ж вчера чистить отправили.
– А ты все прочитал, что там было написано?
– Нет, я торопился, – Марат задумался, тщетно вспоминая запись в журнале.
– Ребята из диспетчерской сказали, что все на тебя валят.
– На меня? – глаза Марата округлились, теряя природный прищур. – Но я же…
– Знаю, об этом все знают. Но имей это ввиду и ничего не подписывай, – Миша со злостью бросил окурок в урну. – Все знают, что это не ты, но кто мы такие, чтобы нас кто-то слушал? Если тебя назначат виновным, не знаю, гм, черт!
Через два часа за Маратом приехала машина, забрав его на допрос прямо в несвежей робе, не давая возможности переодеться. Машина выехала за пределы фабрики, везя его по знакомому с детства маршруту, в здание городской прокуратуры.
Там его отвели в душную комнату с наглухо закрашенным окном и ярким жестким светом, где продержали больше трех часов, как ему показалось. Он в определенный момент перестал ощущать время, путаясь в мыслях о случившемся, о прошлой ночи, о Саше, Семене Карловиче, матери, потом опять о Саше – все происходящее виделось ему нереальным, горячая кровь сдавливала виски, будоража его сознание как в приступе лихорадки.
Пришедший, наконец, следователь почти с порога стал обвинять его, давя на Марата, тыча пальцем в кривую подпись на странице в журнале, но не давая ему толком рассмотреть ее. Марат плохо соображал, чего от него хотят и повторял, как заведенный, требуя дать ему ознакомиться с журналом, что это
