широких шляп их выдал.
Весь мир таких растяп не видел.
Их вывели во двор поодиночке,
И не было с тех пор от них ни строчки.
Где голы короли – опасны дети.
Глядят на нас с Земли, а мы в ответе.
Зачем глядишь, дитя, так ясно?
Все сорок лет спустя напрасно.
Покуда голый зад людей дурачит —
Ребенок невпопад заплачет.
Покуда твердый лоб людей морочит —
Ребенок все поймет и напророчит.
Беспечные чижи, стрекозы…
Уж не страшнее лжи угрозы.
Где певчие дрозды, синицы?
Запали как пруды глазницы.
Преданья островов тех алеутских…
Преданья островов обэриутских…
Но жив же алеут на свете!
И жив обэриут в поэте.
Не пускайте поэта в Париж!
Пошумит, почудит – не поедет.
Он поедет туда, говоришь, —
Он давно этим бредит.
Не пускайте поэта в Париж!
Там нельзя оставаться.
Он поедет туда, говоришь, —
Не впервой расставаться.
Не пускайте поэта в Париж!
Он поедет, простудится, сляжет.
Кто ему слово доброе скажет?
Кто же тут говорил, говоришь.
А пройдут лихорадка и жар —
Загрустит еще пуще:
Где ты, старый московский бульвар?
Как там бронзовый Пушкин?
Он такое, поэт, существо —
Он заблудится, как в лабиринте.
Не берите с собою его.
Не берите его, не берите!
Он пойдет, запахнувши пальто.
Как ребенок в лесу, оглядится.
Ну и что, говоришь, ну и что?
Он бы мог и в Москве заблудиться.
Все равно, где ни жить, говоришь.
Кто поймет, говоришь, не осудит.
Не пускайте поэта в Париж!
Он там все позабудет.
Все равно, где ни лечь, говоришь, —
Под плитой да под гомоном птичьим.
Не пустили б поэта в Париж —
Он лежал бы на Новодевичьем.
Какие тут шутки,
Когда улетает семья?
Последствия жутки —
Об этом наслышана я.
Судьба не копейка!
Мне попросту не повезло.
Я Серая Шейка,
И мне перебили крыло.
Семья улетает.
Прощайте, прощайте, семья!
Меня угнетает,
Что сестры сильнее, чем я.
– Взлетай, неумейка! —
Мне эхо с небес донесло.
Я Серая Шейка,
И мне перебили крыло.
Гляжу близоруко,
Гляжу безнадежно
