Арканов, Лион Измайлов и Аркадий Хайт. Мы отвечали на записки. Одна записка, которую зачитал Веселовский, была адресована Хайту, как автору «Ну, погоди!»: «Скажите, поймает ли Волк Зайца?»
Веселовский сказал:
– Здесь автор, вот пусть он и отвечает.
Хайт сделал три шага к микрофону и тут же ответил:
– Пока хочет есть Волк и хотят есть авторы фильма, Волк Зайца не поймает.
Это был мгновенный ответ, и зал разразился хохотом и бурными аплодисментами.
Хайт был человеком с чувством собственного достоинства.
Помню, мы приехали из какого-то города и наш начальник, Веселовский, сказал:
– Ребята, сейчас мы все едем в «Литературку». Надо выступить перед коллективом редакции.
Хайт сказал:
– Нет, я поеду домой.
– Аркадий, – строго сказал Веселовский, – надо!
Аркадий сказал:
– Тебе надо, ты и езжай, а я поеду домой. Мы с тобой о выступлении в редакции не договаривались.
И уехал.
Почему все слушались Веселовского? Потому что все хотели печататься в ЛГ. И Хайт хотел, но он не боялся, что его не будут печатать. Он хорошо работал на эстраде и в кино и мог себе позволить не подчиняться.
Я в то время был просто влюблён в Хайта. Он был остроумным, независимым, здорово выступал и очень хорошо одевался. В то время хорошо одеться было проблемой, но он где-то доставал хорошие шмотки. Довольно высокий ростом, со спортивной фигурой, всё на нём сидело очень ладно.
Одно время с нами на гастроли ездил остроумный и довольно злобный конферансье Альберт Писаренков. Он делал на сцене буриме. Собирал в зале рифмы, на ходу обыгрывал их репликами, а потом на этих рифмах делал три стихотворения, под Маяковского, под Вознесенского и под Евтушенко.
Этот его номер имел бешеный успех.
Мы сели в поезд, направляясь в Киев. Последним пришёл Александр Иванов, самый известный советский пародист. Писаренков что-то пошутил, а Иванов тут же сказал ему:
– Ещё раз так пошутишь, схватишь жида.
Писаренков больше с Ивановым не шутил. Но всех нас в том самом Киеве очень удивил.
Мы жили в гостинице ЦК и обедали там же, в ресторане. И вот все мы, человек семь, сидим за столом, и вдруг Писаренков говорит:
– Спорим, что я спрошу официантку, имела ли она сегодня половые сношения. – Он, конечно, употребил другое слово, но я смягчаю. – И главное, – добавил он, – официантка на меня не обидится.
Кто-то из нас с ним поспорил на бутылку коньяка.
Подходит официантка, и Писаренков нагло говорит ей:
– Скажите, вас сегодня е….?
Мы все оцепенели.
Официантка, видно не поверив самой себе, говорит:
– Что вы сказали?
Писаренков так же громко и разборчиво говорит ей:
– У
