не касалось незнакомца. Именно Хейдвиг должна была быть образцом для кого-то или чего-то, но кроме них двоих – ее и того незнакомца – никого больше не было. Она решила спросить, где же сам Работодатель В, когда заметила, что начинает контролировать себя от одной только мысли о страшном платье. Поэтому вопрос остался незаданным.
Тем временем незнакомец достал папку и просмотрел в ней какие-то бумаги. Наконец, он достал какой-то листок с ручкой и протянул их Хейдвиг. Она смогла прочитать написанное, так как буквы были напечатаны люминесцентной краской.
«Я, …, …. месяц, … год рождения даю это письменное обязательство не разглашать все услышанное и увиденное мною без личного согласия г-на В., который является моим работодателем. Если я нарушу – с умыслом или при отсутствии такового, и в какой бы то ни было форме – настоящий договор, я несу личную ответственность перед моим работодателем за этот инцидент, и мой работодатель в этом случае получает все полномочия использовать любе санкции по устранению препятствий, мешающих его успешности».
Хейдвиг ничего не понимала. Она еще и еще перечитывала документ, казалось, она была шокирована прочитанным. Она удивленно посмотрела на незнакомца. В его взгляде читалось спокойствие.
– Я это должна подписать? – спросила она.
– Да, ведь если не будет подписи, не будет и сведений о новой работе, не говоря уже и о твоем трудоустройстве, а дальше – у тебя небольшой выбор, сама понимаешь.
Действительно, Хейдвиг понимала. Денег считай ноль, из апартаментов завтра выгонят, идти некуда. Макс не Макс, – какая ей разница, что будет потом. Она, не колеблясь, поставила на бумажке свою подпись и отдала ее незнакомцу. Он приятно улыбнулся и продолжил:
– Совсем другое дело. Почему-то я знал, что именно ты и согласишься. Твое имя, Хейдвиг, мне знакомо от Макса. О тебе мне известно все, но я кое-что хочу услышать от тебя, это ускорит твое дело. Я же назовусь, когда сам посчитаю нужным. Значит, тебе отчислили с факультета искусств, можно поинтересоваться, за что?
– Наорала на тупого старого козла, который считает себя академиком и экспертом. Ему не нравились мои выпускные работы; маразматик помешан на идее, что современный автор мертв и не имеет своего мнения. Сказал, что мои скульптуры – дурновкусие и профанация эстетизма. Он еще ректором оказался. Все у него як мыши бегали. Меня не отчислили, я выпустилась, а вот диплом так и не получила. Если тут вопрос…
– Те фрагменты картона, бумаги и пластика никому не нужны, – возразил незнакомец. – Они в твоей жизни что-то решили?
– Нет.
– Тогда зачем беспокоиться по этому поводу? Нам они тоже не нужны, потому что большинство тех, кто сидит на кафедрах либо настолько зашорены своими великими проблемами, что не видят жизни, либо превратились в импотентов от творчества. Ты сама хотела бы для себя такого
