гостиниц. Резкий звук диссонировал с мелодией шкатулки, но он возымел действие. Боковые двери медленно открылись, и в прихожую вплыло длинное шелестящее платье – это первое, что тогда запомнила Хейдвиг – конца позапрошлого века. Она улыбнулась. Платье зашевелилось и поплыло навстречу, и только сейчас Хейдвиг заметила: на нее внимательно смотрит улыбающаяся белая венецианская маска с прорезями для глаз. Маска немного подождала, производя на гостью определенный эффект, и потом тихо обратилась к Иколу. Ее голос напоминал шелест бумаги.
– Ты не мог найти кого-нибудь с более изысканным вкусом и элегантностью? Я не знаю, чем тут можно помочь. C’est terrible, mon cher ami. C’est terrible2. I have been watching her for all the time you have been here and I should say that nothing will fit her. She is a total freak3.
– The beast is to be turned into a beauty according to plan, – тихо ответил Икол. —You do know why. She mustn’t understand us and guess our designs.4
Маска облегченно вздохнула в ответ, как будто поняла: чужачка знала все, что ей нужно было знать. Итак, она вновь подплыла к Хейдвиг и направила на нее черноту своих глаз. Хейдвиг восприняла их, как два окна в пустоту.
– Что мы желаем, моя куколка? Быть красивой, чтобы околдовывать мужчин, или жаркой, чтобы воспламенять в них ту страсть, что граничит с безумием? Быть холодной, ледяной, чтобы превращать всех в своих слуг, или романтической и милой, чтобы дарить вдохновение и быть любимой? – ласково прошелестела она. – Здесь, в салоне мадам Дисгайз, ты сможешь найти и выбрать то, что тебе так нужно: утонченность, элегантность, красоту. Это мое кредо, и я воплощаю его в жизнь. Ну-с, каков твой выбор?
Хейдвиг ничего не понимала. Слова мадам Дисгайз шелестели как бумага и одновременно навевали на нее сон, который, впрочем, прервал голос Икола.
– Целиком обновить гардероб молодой барышни. У вас есть все, что может нам понадобиться.
Маска ничего не ответила, только подала знак Хейдвиг идти за ней в следующую комнату. Икол остался в одиночестве, развалившись в кресле и изучая прихожую салона, словно видел ее в первый раз.
Еще несколько ступеней вниз – и Хейдвиг очутилась в другом мире, в буквальном смысле этого слова. Комната была освещена множеством канделябров, от света которых тени тревожно метались по всему пространству, сливаясь с манекенами и одеждой, что висела на них. В отличие от платья мадам Дисгайз, все изделия ее салона были современными, и Хейдвиг по-настоящему почувствовала ужас: все эти наряды – темные, яркие, короткие, длинные, без рукавов или с рукавами, с вырезами или без – были сшиты ради одной цели: подчеркнуть, что человек – их неотъемлемое приложение, если не собственность. Мадам Дисгайз, видимо, поняла, что почувствовала ее клиентка, и снова прошелестела в ответ:
– Я чувствую ваше состояние, поэтому не нужно стыдиться выражать свои мысли. Сейчас перед вами модели для закрытых показов, для тех, кто не понимает настоящую ценность и цель искусства.
Это ужасно, мой милый друг. Ужасно. – Франц.
Я наблюдаю за ней все время, что вы тут ходите, и вынуждена сказать, что этой ничто не подойдет по фигуре. Она – настоящее чудовище. – Англ.
Зверя нужно превратить в красавицу, по плану. Ты знаешь, зачем. Она не должна ни понять, ни догадаться о наших замыслах. – Англ.
