Варя в нарядной кике, и её большие испуганные глаза. Испарилась, словно липов цвет.
А на другом конце деревни медленно и почти бесшумно в сторону реки шел старик в мокрых коверзнях. У него на плече пела неясыть.
11.
Богомолов искал Варю всю ночь. Бегал в ухающей темноте до реки и обратно. Колотил в задвинутое доской на ночь волоковое окно. Вглядывался в яркие звезды, не разжимая кулаков – боялся, что тепло мягкой кожи навсегда испарится с ладоней.
Обессилевшего нашел его Дрожжин в утренних сумерках. Илья сидел на земле, прислонившись к клети – дворовой постройке, стоящей против входа в избу, положив руки на колени. Услышав, как скрипнула дверь, он поднялся, измученно развел руками, будто оправдываясь, и, хромая пуще обычного, молча пошел в дом.
Дни утекали словно вода с колеса водяной мельницы: разбивая любовь и нежность о деревянные лопасти и унося стремительно в запруженную речку. Деревня успокоилась, зашумела привычно. Низовские спешили заготовить, просушить и убрать сено до дождей. Богомолов вспоминал, как отец в это время, стоя в окутанном горькой прелостью сарае и любуясь вовремя связанными снопами, приговаривал: «До Ильина дня в сене пуд меду, а после – пуд навозу». Никто из детей истинного значения этих слов не понимал, и те дома, где сено стоговали поздно, мальчишки обходили стороной. У Богомоловых, как писано, было не сено, а деревенская перинка, густое и свежее, оно и зимой отдавало солнечный дух лета. Даже повзрослев, Илья любил покосное время: женщины в лучших платьях, в обед соленое сало с пышной наваристой кашей под сенью деревьев, купания, а по вечерам – песни в кружке под гармонику и жилейку. Перед ужином ходили по ягоды. Там, в лесу, опьяненные будущим весельем, парни, играя в горелки, гонялись за девушками, выпрашивая у понравившихся поцелуи. Несмотря на тяжелый труд, молодые упивались свободой: почти не спали, дома появлялись только матери, чтобы проверить в деревне стариков и оставленных на их попечение ребятишек.
По утрам пока шли до лугов Илья всматривался в лица идущих рядом девушек. Вари не было ни когда бабы растрёпывали граблями скошенную траву для сушки, ни когда сгребали просушенное в длинные гряды, ни когда метали стога. Никто о Ковалевых не заговаривал, хоть и работали, как водится, все вместе, споро, торопясь убрать сено пока не начался дождь. Иначе пришлось бы очень быстро собирать в копны только что скошенное непросушенное сено и после дождя снова его разваливать, перебирать и расстилать на солнце. Отцы по утрам крестились чаще – пока погода благоволила. Дрожжин с сестрами поставили в ярд с остальными времянку из тонкого тёса, где деревенские обычно живут в сенокос и прячутся от дождя. По вечерам собирались вместе, слушая, как под общую «Дубинушку» молодые катят к месту, где будет стоять копна, собранное в валы сено. Девчата вздыхали, глядя, как лихо офицер взмахивает косой – литовкой и как ладно стелется скошенная им трава по покосу. Правда заигрывать не решались. Работу Богомолов делал хмурый, по вечерам прятался в таборе, на гулянья не ходил, только изредка купаться и то один. На работах Илья осторожно всматривался
