с девчонками это работало. Всегда прокатывало, еще со времен студенчества. Нахальный, омерзительно-обаятельный мерзавец.
В семье Гризманн говорили почтенно и нарочито высокопарно. Сам Роберт мог пренебречь семейными постулатами в компаниях с мужиками или за снифтером дорогого бренди, но в большинстве случаев молодой человек высказывался цензурно.
– Лёх, захлопнись, а, – недовольно свел брови Роберт и оттолкнулся от поручней, направляясь к диванчикам, где приятели отмечали торжество.
– Да брось, Роб, – Воронцов ухватил друга за предплечье, – нормальная зефирка такая. Иди, подкати. Есенина зачитаете друг другу, – и весело заржал.
– Придурок, – озлобленно выдернул локоть Роберт и шлепнулся на диван.
Внутри Роберта бурлила ярость, помноженная на зависть. Молодой человек ненавидел в себе зажатость и скованность. Он мог часами разглагольствовать о политике или инфляции в стране, вести дебаты и споры, и выходить из них победителем, но не мог вот так запросто и расслабленно подкатить к девушке и завести разговор. Эта неуверенность в себе вызывала у Гризманна дискомфорт и чувство мужской неполноценности.
Ответственным «за девочек» в компании парней считался Воронцов. Вот, кто с врожденной легкостью и непоколебимой решительностью склеивал любую, даже самую богобоязненную девчонку. Алексей Воронцов слыл тем самым своим парнем в компании, задававшим жару мужским посиделкам.
И как бы не топил в себе Гризманн чувства досады и зависти к харизме Воронцова, они все равно карабкались и всплывали наружу.
Воронцов взглянул на прикисшего друга, затем еще раз пробежался по ровной спине заурядной незнакомки и решительно двинулся к лестнице, ведущей вниз на танцпол. Он собирался пригласить Несмеяну к ним за столик и облегчить тем сам Гризманну жизнь на сегодня. Не впервые, когда Воронцову приходилось становиться свахой.
Алексей с трудом протискивался между извивающимися телами, потому что толпа не собиралась перед ним расступаться. Вряд ли из них кто-нибудь знал его и Роберта в лицо как собственников этого места. Да и парни не особо афишировали свои персоны, отрываясь в «Карфагене» наравне со всеми: кутили, танцевали, снимали девчонок…
Ее белое платье отражало люминесцент. Незнакомку было сложно не найти, потому что она мерцала как дорожный светоотражающий знак на ночной темной трассе.
Воронцов усмехнулся.
Подошел близко со спины и на долю секунды замер. Черт его знает зачем, но чуть подался вперед и прикоснулся носом к распущенным волосам. В темном помещении их оттенок был трудно различим, а вот запах резко ударил в голову.
Улыбнулся. Словно знал. И почему-то был точно уверен – яркий, насыщенный, сладко-сладкий аромат шампуня или же ее собственный… ванильный зефир. Приторный, что зубы свело.
– Девушка, вас случайно не Игорь зовут? – прошептал прямо на ушко одно из своих работающих подкатов так, что Несмеяна вздрогнула.
Замерла и уставилась вперед. Не дышала.
