Рита. – Сто тысяч задатка принёс – скажи: спасибо. Да ещё голландского пива шесть банок. Так что не раскатывай особо губы.
Задатка никакого не было. На одном участке он перетаскал целую машину шестиметровых брусьев, сложил их, чтобы просыхали, – заработал сотню, а сказал, что дали задаток. Не хотелось выглядеть в их глазах, что называется, лохом.
– Сегодня должен получить, – сказал он таким тоном, словно подписал себе приговор.
Отправился в лес. Притащил один чурбак, второй, третий… Время как остановилось. Он давно приноровился пилить двуручной пилой один, распилил чурбаки, поколол, сложил поленья в сарае. Наконец-то радио у каких-то соседей пропикало полдень. Он хотел, было тронуться в путь, однако Лена предложила немного подождать и пообедать.
– Извини, я забыла даже, когда ты обедал в последний раз дома, – сказала она за столом.
– Я тоже, – ответил он, обжигаясь горячим, наваристым грибным супом.
– Куда ты так спешишь? У тебя же язва была, очень горячее тебе вредно.
– Не надо за столом о болячках, – пришла на помощь Рита.
– У меня ещё котлеты с картофельным пюре и грибочками, а также компот, – похвасталась Лена.
– О котлеты, о компот! – торжественно воскликнул Валентин Иванович. – Живём, братва, шикуем!
– Не шикуем, а просто ва-ля-ем-ся! – уточнила Рита и изобразила, каким же образом это у них получается: взмахнула, разбросала руки, наклонила голову, положила её на своё плечо, закрыла от удовольствия глаза – словно не в Стюрвищах они, а, по крайней мере, на морском берегу где-нибудь на Канарах.
«Хороша собой, ох, хороша, плутовка!» – отметил про себя Валентин Иванович. А Лене, чувствовалось, было приятно кормить его, быть настоящей женой и хозяйкой.
Дорога к коттеджу вела через вековой бор – гулкий, светлый, просторный. Где-то далеко-далеко перекликались грибники, – Валентин Иванович завалил Лену и Риту белыми, подосиновиками, подберезовиками. «А опят тут – вообще кошмар!» – предупредила Рита. Не в бору, конечно, где-то в ельниках, березняках.
Крепыши с коричневыми шляпками так и норовили попасться ему на глаза, он отворачивался, не поддавался соблазну, – и всякий раз при этом к нему приходила мысль о том, что грешно не брать того, чем лес одаривает. На обратном пути соберёт…
Возле коттеджа никаких машин не было, на участке – тихо и пустынно. Каким-то козлятам повезло, а ему? Калитка заперта. Да и калиткой называть тяжёлую дубовую дверь, окованную железом, разукрашенную чеканкой, – значит – грешить против истины. Нажал на кнопку, выждал минуту, нажал ещё. Нехорошее предчувствие, кажется, начало сбываться…
– Заходи, – раздался вдруг недовольный и нагловатый женский голос, и в устройстве калитки что-то щелкнуло.
Дверь в подвал была открытой. Последние дырки он прибивал прямо-таки с остервенением. Собирал последний стеллаж и привинчивал его с такой скоростью, словно за ним гнались, – выбраться,
