спроси-ка его, много ли регинских красавиц о пощаде молили? Все – прелестные, ласковые, благодарные, что не убил. Кэв каждую осень передо мной кается.
Трусоватая рыжая Меда донашивала последние дни беременности, но это не мешало ей шутить, и уж, конечно, не отучила кокетничать напропалую, пока Кэв далеко. Ее мужа нрав жены не тревожил – пусть красивая женщина улыбается всем, а любит его одного.
А Ана изменилась буквально на глазах, когда Теор сошел на берег. Весь рейд ревновать ее было некому, потому и отношение ее к Теору было совершенно невинное. И вот, стоя возле Наэва, она сладко замахала названому брату рукой, убедилась, что в черных, на нее одну обращенных глазах, загорелся злой огонек сомнений. Дельфина наблюдала с болью и страхом. Знала, что упрекнет сестру позже, и та смутится, но не перестанет. Не сможет. Иные люди пьют без меры. Такие, как Тина, одержимо ищут опасность. А Ана жить не может, не проверяя каждый день власть своей красоты. Теор – он честен с ней и собой. Прокрасться запретными тропами, взглянуть на Невесту божества – это для него игра. Хотя его казнить могут, если узнают. Но на жену лучшего друга он не посягнет никогда. Дельфина это знала, и Ана знала. Наэв же никогда этого не поймет – слишком привык рядом с Теором быть проигравшим. А Ана – она не позволит лучшему из лучших себя забыть, как бы Теор ни старался.
После дележки добычи Ана показала Дельфине браслет из чистого золота, словно с дочери самого Герцога сорванный. Они вместе восхитились и испугались – надо было много раз рискнуть головой, чтобы заслужить право на такое сокровище. Лучше, отметила Дельфина, чем серебряный браслет из их первого рейда, от Теора. Не хуже всех тех браслетов, гребней, колец, обручей, поясов и тканей, которыми Теор мог бы осыпать любимую. Об этом думал Наэв, когда не жалел себя в рейде.
– Он сказал, – зашептала Ана, – что никогда больше не отпустит меня в Море. В шутку, конечно. Сказал, к следующей весне я обязательно рожу ему ребенка, – и закончатся для меня походы. Я ответила: если все мои ночи будут, как нынешняя, – я рожу тебе тройню.
Наэв говорил, смеясь, и Ана передавала его слова, сладко хихикая. У Дельфины на душе скребли кошки.
Получила и Дельфина подарок – от Нана, чей “Великан” вернулся последним, очень задержавшись и напугав женщину. Нан пришел к ней, увидел ее округлившуюся фигуру и опустил глаза, чтобы не выдать радость. Обычаи запрещали ему говорить вслух, что он имеет отношение к ребенку морского бога.
Зимой, когда пришло время, Дельфина ощутила себя праматерью богов Марой, из тела которой сотворили мир. Было ли больно великой Маре? Дельфина запомнила не мучение, а таинство. Не сравнить с Обрядами, не сравнить с любой иной болью, потому и болью она отказывалась называть это чувство иного мира – стать первоматерией, дающей жизнь. Выбрав ночь самого сильно шторма, Дэльфа родилась неприлично быстро и легко для первенца.
Ракушки
Дельфине запомнился день, когда в последний раз они четверо были вместе и дружба
