можно развести костер, если доставить туда не намокшими кремень и пучок хвороста. Уже которое поколение островитян ныряло в лабиринт за моллюсками. Но каждый на Островах с детства понимал: каменное нутро Пещеры – не что иное, как ловушка, получившая за свой век немало жертв. Ни в коем случае не следовало приходить туда одному, заплывать слишком глубоко, не обвязавшись веревкой. И только безумный пошел бы в Пещеру в прилив, когда она, будто прирученный зверь, вспоминала свою истинную суть. Озеро сливалось с нахлынувшей от берега водой – такой заманчиво неопасной, до колена. Пол Пещеры неожиданно обрывался под ногами. И сильное от прилива течение, словно в пропасть, тянуло вниз, в подземные камеры, что откуда-то изнутри наполнялись морской водой полностью, – не вынырнуть, не вздохнуть.
Некоторые тэру верили, что далекая глубина Пещеры ведет к покоям Мары. Но за много лет до рождения Дельфины нашлись смельчаки, которые проплыли лабиринт насквозь и узнали, что он всего лишь соединен с переходами других пещер. Повторить их путь давно уже не считалось деянием. Дельфина знала лабиринт, как свой дом.
Она часто слышала, как ссору сравнивают с разгорающимся пламенем. Но ее стихией была вода – глядя на Теора и Наэва, Дельфина думала о Пещере. О неосторожном, который делает шаг и оказывается во власти течений. Не ощущает поначалу опасности, совершает одно неверное движение, другое – и вот он уже в самом сердце ловушки.
Весной Ана состригла волосы до короткой мальчишеской прически и сожгла пряди в знак того, что посвящает себя Инве. Они с Наэвом успели насладиться первыми месяцами брака. Успели обжить новый дом, где Ана порой вспоминала их бешеный танец и ненасытно кидалась в объятья: “Кружи меня! Кружи!” Она сладко дразнила мужа на стрельбище, обещая в награду себя, если Наэв ее победит. Но – все знали – в меткости ей не было равных. А после они исчезали в гроте Пещеры и разговаривали под переливы воды. Ловя рыбу, они вдруг набрасывались друг на друга, и рыбалка заканчивалась перевернутой лодкой и потасовкой в волнах – все-таки им обоим было шестнадцать. Рядом они были с рождения – Ава и Унда дружили так же неразлучно, как Ана и Дельфина – знали друг о друге почти все. Теперь же Ана и Наэв постигали единение в кипящей страсти. А потом и в горе. Слишком скоро после свадьбы они отдали Морю тело Сагитта, и до сих пор оплакивали его без слез, без слов, но вместе. Сагитт уходил, обещая рассказать Аве: их сын счастлив.
Но пришло время снаряжать корабли, и несбыточный сон Наэва стал иссякать и истончаться. Сколько бы юные супруги не изматывали друг друга ночами, пол-года брака не принесли плода. А значит, Ана отправлялась в рейд, и с остриженными волосами могла снять платок, не нарушая приличий. Жребий разделил ее с мужем. Зато оставил с Теором на великолепном корабле, прозванном “Скакуном” за непревзойденную скорость. Вслух Наэв не сказал, что хуже и быть не может. Вслух Теор пообещал Наэву беречь свою любимую сестру. Дельфина – тоже весь рейд на “Скакуне” – могла бы свидетельствовать, если б ее
