на одном месте, сжимая ключи в левом кулаке, под мышкой —пластиковую бутылку молока. Всю поисковую экспедицию он не выпускал ее.
Очевидно, «свидание или типа того» прошло успешно.
Катюша издавала звуки такие громкие и сочные, какие не в каждой порнушке услышишь. Вагон, словно сомнамбула, добрел до дальней стены, приложил к ней ладонь. Стена отдавала в такт Катюшиным крикам.
– И давно они?..
– Минут двадцать. – Вьюк немного подумал, разглядывая свои тонкие пальчики в крошках, потянулся за второй печенюшкой. – Что-то не замечаю твоей радости.
– Радости?! – вскричал Вагон. Слог «ти» удачно совпал с концовкой сладострастного «Господи-и-и».
– Катерина нашлась. Не с перерезанной глоткой в переулке, а в своей квартире в весьма комфортабельной для себя обстановке. Очевидно, она получает удовольствие от этого вечера.
Вагон поставил молоко в холодильник.
Попыхтел, зажимая уши. Катюшины звуки и мужские дадетканья сбивали ход мысли.
Он скинул куртку, повесил на крючок. Пригладил ободок облезлого меха на капюшоне.
Вьюк невозмутимо болтал ногой в тапочке и пил чай, будто ничего необычного не происходило.
Вагон потянулся к пачке с печеньем. Он купил ее вчера.
– Руки помой, – шикнул сосед.
– Не хочу.
Вагон захватил всю пачку, демонстративно всунул грязными руками в рот целое печенье. Снова надел куртку.
– Пойду погуляю, —сообщил он, давясь крошками и обидой.
Вьюк его не остановил. Отряхнул руки и допил спокойно чай. Почитал книгу, проверил работы студентов.
При всей своей нудности принципиальным преподавателем Вьюка не назвать.
Душным, вредным, злопамятным – да, бесспорно, но с кодексом преподавательской чести и неприступности он поступался легко, нужен был лишь достойным повод, достойный хитрец.
В государственном университете имени Такого-то действовала балловая система – каждый предмет оценивался целым рядом работ на протяжении всего курса, а не одного единственного дня с устным экзаменом. Пятерки получали усердные и приходящие на лекции, а не мастера риторики в экстренных ситуациях.
Как уже говорилось, пышам запрещено пользовать интернетом, то бишь никакой электронной почты. Работы писались в зеленых тетрадках в клеточку, доклады сдавались на разлинованных листочках А4.
Тем, кто умудрялся прятать в обложки тетрадей купюры, Вьюк накидывал один балл. Максимум – два балла.
Вместо двойки – четыре.
Два годных предложения вместо эссе на шесть страниц – твердая тройка.
Честно, разумно, не слишком щедро, но справедливо.
На экзамене Вьюк не валил тех, кто не раскошеливался, оценивал всех по единым критериям – презрительно-снисходительным.
Билеты Вьюк не любил – слишком долго, муторно, и целая толпа в очередь на пересдачу. Тесты же легко списать с телефона, а телефона у Вьюка
