Единственно в нашем друге Вервиле обманулся сей достойный государь, но один раз – это один раз, и виноват в том скорее кум Тристан, чем король. Вот что поведал о короле Вервиль, и я подозреваю, что он просто хотел посмеяться. Излагаю его рассказ для тех, кто не знает творения моего прекрасного земляка, причем даю только суть, опуская подробности, известные людям сведущим.
«Людовик Одиннадцатый отдал аббатство Тюрпеней (упомянутое в „Красавице Империи“) одному дворянину, который, прибрав к рукам доходы аббатства, велел величать себя господином де Тюрпенеем. Случилось так, что, когда король был в Плесси-ле-Тур[51], настоящий аббат, который был монахом, предстал перед королем и обратился к нему с жалобой, доказывая, что, следуя всем канонам, уставам и монастырским порядкам, он является главой аббатства, а захватчик оного вопреки всему притесняет его и уверяет, будто аббатство досталось ему по приказанию Его Величества. Покивав головою, король обещался удовлетворить сие ходатайство. Монах, настырный, как все увенчанные тонзурой божьи твари, раз за разом являлся к окончанию королевской трапезы, так что королю осточертела слащавая монастырская водица, он призвал своего кума Тристана[52] и сказал:
– Куманек, здесь один тюрпенеец меня донимает, убери его с лица земли.
Тристану было все едино – что монах, что не монах, он подошел к дворянину, которого весь двор называл господином де Тюрпенеем, увлек его в сторонку и дал понять, что король желает его смерти. Несчастный начал было умолять и рогатиться, рогатиться и умолять, но все напрасно, слушать его никто не слушал, а вместо того его столь бережно стиснули между головой и плечами, что он задохнулся. Часа через три кум доложил королю, что с тюрпенейцем покончено. Ровно через пять дней, то бишь в положенный душам срок для возвращения, монах опять явился во дворец, и король, завидев его, пришел в крайнее изумление, подозвал Тристана, который крутился, как обычно, поблизости, и шепнул ему на ухо:
– Ты не сделал того, что я приказывал.
– Простите, сир, но я все исполнил. Тюрпенеец мертв.
– Так я имел в виду этого монаха.
– А я думал, того дворянина!
– Как? И он мертв?
– Да, сир.
– Ну и ладно.
Тут король обернулся к монаху и велел ему подойти. Монах приблизился.
– Становись на колени, – велел ему король.
Монах перепугался, но король сказал ему:
– Благодари Бога, Он не пожелал, чтобы тебя убили по моему приказанию. Зато убили того, кто занял твое место. Господь в справедливости своей рассудил в твою пользу! Ступай прочь и молись за меня. И чтоб из монастыря ни шагу!»
Что доказывает доброту Людовика нашего Одиннадцатого. Он вполне мог повесить монаха, дабы исправить допущенную ошибку. Касаемо задавленного дворянина, все яснее ясного: он принял смерть по долгу службы. Людовик весьма любил свой
