отношении» пишет:
«Сын Екатерины мог быть строгим и заслужить благодарность отечества, к неизъяснимому изумлению россиян он начал господствовать всеобщим ужасом; не следуя никаким уставам, кроме своей прихоти, считал нас не подданными, а рабами; казнил без вины, награждал без заслуг; отнял стыд у казны, у награды – прелесть; легкомысленно истреблял долговременные плоды государственной мудрости, ненавидя в них дело своей матери».
Фонвизин, чьи мемуары я уже приводил чуть ранее, отмечает:
«Тиранство Павла особенно ужасало обе столицы и окружавших его. Никто из служащих не был безопасен от его раздражительности, доходившей до безумия».
Но в то же время он говорит:
«Простой народ даже любил Павла; в облегчение крепостных земледельцев он издал указ, чтобы они только три дня в неделю работали на своих господ, а три дня на себя и были свободны… Ужас Павлова тиранства особенно царствовал в Петербурге».
Поэтому нельзя однозначно согласиться с тем, хороший был Павел или плохой. На протяжении XIX–XX веков история видела Павла то тираном и деспотом, то рыцарем на престоле. Тут дело лишь в том, под каким углом посмотреть на Павла и время его правления.
Крестьяне любили Павла за «Манифест о трехдневной барщине» 1797 года, в котором говорилось: «дабы никто и ни под каким видом не дерзал в воскресные дни принуждать крестьян к работам». Оставшиеся шесть рабочих дней должны были быть разделены поровну: три дня крестьянин работал на себя и еще три на хозяина, то есть на барщине (земле помещика). Подобные требования устанавливались на бумаге. В действительности же павловский указ устанавливал не норму работы и распределения крестьянского труда, а лишь рекомендацию придерживаться этой нормы.
Ценили крестьяне Павла и за отмену телесных наказаний, дворяне же недолюбливали императора за его непредсказуемость и резкость. Павел старался делать все иначе, чем его мать Екатерина II, поэтому, став правителем, тут же частично ограничил действие Жалованной грамоты дворянству, по которой Екатерина предоставила им уйму привилегий и льгот. Так дворян, к их ужасу, за уголовные преступления при Павле снова стали телесно наказывать.
Но, как точно заметил Фонвизин, весь ужас павловского правления чувствовался в основном в Петербурге. Поэтому и заговор против ненавистного монарха сложился в среде петербургской аристократии. Главным действующим лицом разворачивающегося представления был столичный военный губернатор граф Петр Алексеевич Пален.
О заговоре против императора знал очень ограниченный круг людей. Пален посвятил в свои замыслы вице-канцлера Никиту Петровича Панина и братьев Зубовых – Платона, Николая и Валериана. Все остальные участники заговора, которых, как замечает Фонвизин, было около 60 человек, узнали о прожектах и действиях непосредственно перед дворцовым переворотом 11 марта за несколько часов до предполагаемого действа. И даже Леонтий
