вырвались у меня, я не могу ответить себе даже сейчас, по прошествии многих лет…
Истерика Эшли прекратилась моментально. Она отстранилась от меня и посмотрела прямо в глаза:
– Это правда? Ты обещаешь?
Если честно, то в тот момент я на секунду растерялся. Под лопаткой кольнуло. Все-таки не зря говорят: «Язык мой – враг мой». Попытавшись справиться с оторопью, я твердо ответил:
– Да.
Слезы на глазах Эшли высохли мгновенно. Черт! А были ли они? Не знаю, врать не буду, но макияж точно не поплыл…
– Ты Костю не видела?
– Какого Костю?
– Ну, Костю-Грача?
– Это кто?
Вот так незадача. Почему я решил, что они знакомы?
– Ладно, забудь.
Пожав плечами, Эшли чмокнула меня в щеку и, взяв за руку, увлекла в здание похоронного бюро.
Изнутри заведение выглядело намного приличнее, чем снаружи. Смотря на здание с улицы, можно было лишь удивляться тому, что оно еще не развалилось: на асфальте валялись вывалившиеся из кладки кирпичи, из-под крыши сыпалась бетонная крошка и что-то еще, что сразу и определить-то было сложно. В общем, снаружи вид у здания был не очень презентабельным, а вот внутри дело обстояло куда лучше. Не шикардос, но вполне прилично и глазу приятно: стены оклеены обоями светло-синего цвета; на окнах шторы того же оттенка; с потолка на длинных металлических трубках свисали четыре матовых плафона, дававших достаточно света. Просто и строго. В воздухе витал запах ладана. Легкий для восприятия и приятный для обоняния. Эшли недовольно поморщила носик. «Ага! Вот и зашевелились твои бесенята», – усмехнулся я про себя. Войдя внутрь здания, я почувствовал себя более комфортно, что ли. Ступор, в котором я пребывал все время с момента известия о смерти Артема, начал проходить, и я вновь стал воспринимать окружающий мир более-менее саркастически-иронично. В общем, почти как всегда.
Внутри скорбящих было гораздо меньше, чем снаружи. Видимо, те, кто остался на улице, не прошли фейс-контроль. Подозреваю, что родственники просто попросили руководство бюро не пускать их внутрь. Не захотелось им, чтобы трагедия превратилась в фарс. Думаю, людей можно понять.
Несмотря на более чем приличное внутреннее убранство, обстановка все же была унылая. Не тягостная, а именно унылая.
– Как-то все печальненько. Не находишь? – прошептал я на ухо Эшли.
Она одарила меня испепеляющим взглядом и вновь натянула на лицо скорбное выражение. Говорю же, пантера. Но вроде не раненая.
Гроб стоял почти вплотную к дальней стене помещения. Огромный, черный, лакированный макинтош. Перед ним большая фотография Артема с траурной каймой. Священник, худой высокий мужчина, лет пятидесяти, уже закончил все манипуляции, которые ему необходимо было выполнить и соблюсти, и теперь спокойно стоял среди родственников, опустив взгляд в пол. Наверное, скорбь выражал. Мне кажется, что он догадался
