я выгляжу. Пусть радуется, что я жива и относительно здорова, не считая мелких синяков, поцарапанных рук и коленей.
Уже в подъезде на первом этаже я прекрасно слышу басы, исходящие с улицы.
С трудом открываю подъездную тяжелую дверь, выигрывая в схватке с разбушевавшейся стихией. Неуправляемый порыв ветра срывает мой капюшон и набрасывает на голову. Обнимаю себя руками и кручу по сторонам головой, выискивая Мота.
Припаркованная черная тачка сотрясается низкими частотами, перекрикивая бурю, скрежет раскачивающейся урны и скрип подъездного фанерного козырька.
– Фиалка! – доносится со стороны автомобиля, и я вижу, как из открывшейся задней двери вываливается мой парень.
Тонированные окна машины опускаются, и мне удается разглядеть пассажиров, число которых явно превышает количество посадочных мест.
Матвей в черной объемной толстовке, тряпичном цветном головном ободке и в очках-авиаторах широкими шагами движется ко мне, перекатывая во рту жвачку.
Из машины доносятся гогот и свист ему в след, отчего Свирский оборачивается и с ослепительной улыбкой салютует, по-видимому, новым друзьям.
– Привет, фиалка! – закидывает свою клешню мне на плечо.
Это что еще такое?
Свирский довольно улыбается и, наверное, смотрит на меня, потому что его очки не дают мне этого понять.
– Руку убери, – не церемонясь, сбрасываю его граблю.
– Спокойно, фиалка, че за кипиш? – пытается ухватить за талию, но я отпрыгиваю на несколько от него шагов в сторону.
– Кипиш? – пытаюсь переорать ветер и басы. – То есть то, что ты пропал на несколько дней, а потом объявляешься как ни в чем ни бывало, ты считаешь нормальным? – щурюсь и вытираю рукавом проступившие в уголках глаз слезинки от кусачего ветра.
– Я никуда не пропадал, фиалка, я был занят. Матушка просила помочь, – смотрит и улыбается, а у меня внутри все полыхает точно в аду.
– Так занят, что не нашлось ни минуты, чтобы узнать, все ли с твоей девушкой в порядке? А тебе не интересно, как я добралась до дома? – складываю руки на груди и сбрасываю капюшон, чтобы лучше видеть эту наглую рожу.
– Ну раз ты стоишь здесь передо мной, значит, нормально, нет? – ржет Свирский, будто удачно пошутил.
– Ты что, идиот? – прищуриваюсь и заглядываю ему в лицо. – Сними очки.
– Зачем? – усмехается Свирский. – Думаешь, под ними написано – идиот ли я?
Матвей сплевывает жвачку прямо на асфальт и закатывается отвратительным смехом.
Господи, мне противно на него смотреть.
Это не мой парень.
Поднимаю руку и резким движением срываю с Матвея очки.
Красные, мутные, бегающие глаза в последнее время мне хорошо стали знакомы.
Сжимаю кулаки так, что хрустит тонкая фирменная оправа. Прикрываю глаза и набираю больше воздуха в легкие.
– Матвей…
– Пацаны, – перебивает меня Свирский, притягивая к себе, – это моя Юлька! –
