громко хлопнули дверью, и в этот же момент экран моего телефона засветился, уведомляя о новом сообщении. Отобразился неизвестный номер с городским кодом Аризоны.
Ну же, Несси. Ты позволишь мне увидеться с сыном или как?
Не в этой жизни, придурок.
Четыре
Круз
Две недели спустя.
Габриэлла Холланд была плохой идеей.
Я понял это в тот вечер, когда встретил ее в баре.
В тот же вечер я отвез ее к себе домой.
На следующее утро она, небрежно пробежавшись взглядом по семейным фотографиям, висевшим на стене в гостиной, обнаженная, как в день своего рождения, призналась, что на самом деле она тоже из Фэйрхоупа.
Ее лучшая подруга, Тринити, работала в моей клинике, да и мать Габриэллы была бы рада узнать, что мы знакомы. Тесно.
Что еще оставалось делать благородному человеку?
Человеку, который, по мнению жителей Фэйрхоупа, вполне мог бы стать президентом.
Который не мог допустить и одной ошибки, но допустил как минимум четыре за ночь, в том числе и ту, что включала довольно авантюрную позу из Камасутры и результатом которой стал компромат на молодую женщину.
Я честно попробовал построить отношения с Габриэллой Холланд.
В конце концов, в ней не было абсолютно ничего плохого на первый взгляд. Объективно, она была потрясающей, в прошлом году окончила Колумбийский университет, работала блогером и инфлюенсером, продвигая косметические продукты и уличную моду в социальных сетях.
Она хотела стать домохозяйкой, нарожать милых пухленьких детишек, а я якобы хотел жену, которая сделает именно это.
Наши цели, планы и мировоззрения теоретически совпадали.
Теоретически – вот главное слово, потому что я ни за что на свете не мог больше терпеть, как она фотографировала каждую чертову вещь, которую мы ели, или делала селфи в каждом общественном туалете, ссылаясь на отличное освещение.
– Но… но почему? – Габриэлла засопела, демонстративно вытерла нос и глаза салфеткой, пытаясь справиться с дрожью.
Меня это всегда раздражало. Она дрожала, когда ела куриный салат в «Джерри и сыновьях», когда видела что-то грустное в новостях и когда в окно залетал сквозняк.
Она была такой хрупкой, такой нежной, словно ее место было в музее, а не в постели теплокровного мужчины (хотя, по иронии судьбы, надо сказать, что Габриэлла была готова сделать все, что я захочу, лишь бы я позвонил на следующий день).
– Я что-то не то сказала? Или сделала? Я не понимаю. Ты же на днях подарил мне колье!
Она сидела на краю моего дивана с мягкой обивкой цвета морской волны, ее большие глаза мерцали, как разбитое стекло.
У меня не хватило духу сказать ей, что колье я подарил ей не ради нее, а ради себя.
Я гордился тем, что был лучшим любовником в обеих Каролинах. Я дарил своим девушкам дорогие подарки, водил по самым
