но вот руки с ногами совсем не слушаются. Подогреете, а?
– Ишь раскомандовался, шелудивый! Ты мне не указывай, что в тарелку класть, мал еще! Дед придет – погреет, коль надо, – пренебрежительно ответила тучная медсестра, гордо вскинув голову. Она стала похожа на индюшку, раскричавшуюся у чана с кормом.
Больше Иван ее ни о чем не просил и не спрашивал, всё одно – откажет и накричит, а разговоров на высоких тонах он не мог переносить на физическом уровне. Услышав, как кто-то бранится и по-черному матерится на всю улицу, Иван весь сжимался и закрывал глаза, словно побитый щенок. Он боялся невидимой руки, что возьмет ремень и пройдется по его исхудавшей спине, обратившись красными полосами и синяками. Мальчик старался избегать негативных воздействий извне, ведь они возвращали его во времена его несчастного существования в серой, грязной и вонючей коммуналке. Он смутно помнил городскую жизнь. Она была застлана густым серым смогом и невыносимым шумом соседей, пронзительно визжавших и взывавших к неким высшим силам за тонкими стенами дома-муравейника. Когда это происходило, мальчик вскакивал среди ночи и судорожно искал мать, но она оставалась холодна к его слабости и предпочитала попрекать его трусостью и недостаточной стойкостью. Иван научился хранить боль в себе, не показывать страха и не плакать на людях. Это умение пригодилось ему и в таежной больничке, где его глухие рыдания воспринимались старухой-медсестрой как нытье и избалованность. Когда вторая неделя его пребывания в палате номер три подошла к концу и рана на ноге окончательно затянулась, пришло время возвращаться в маленький домик на окраине деревни. Из больницы Иван вышел на трех ногах. Тучная медсестра с бульдожьей мордой расщедрилась и выдала ему костыль, чтобы первое время мальчик меньше опирался на пострадавшую конечность.
День выдался не особо солнечный. По небу были размазаны пепельные тучки, пока что мирно пасшиеся в окружении пушистых белых облаков. Казалось, не было ничего примечательного и во Владимире, хромавшем рядом с внуком, стараясь попасть в его темп. Старик указывал на соседские огороды и дома, когда они уходили по узеньким дорожкам из центра деревни. Владимир знакомил Ивана с местными ребятишками, которые жили в этих дворах, стараясь воодушевить его на новые знакомства. Однако мальчик лишь краснел и испуганно мотал головой в знак протеста. Он был еще совсем не готов идти на такие подвиги. Соседи казались ему чем-то совершенно мифическим и тайным, людьми, чьи имена опасно называть вслух.
У судьбы же были свои планы относительно социализации Ивана. Когда он уже поворачивал за угол, чтобы по знакомой улочке зайти в свой дворик, из дырки в высоком деревянном заборе вылез то ли пес, то ли какой-то леший. Существо отряхнулось от грязи и недовольно сгорбилось. Человеческий ребенок, сейчас больше походивший на ожившую копну сена, увидев Ивана с интересом подошел ближе, чтобы его получше рассмотреть и ощупать. К рубашке мальчика тянула
