ну столько лет прошло, – она умоляюще посмотрела на Дьювана. – Ты же все силы на это тратишь, деньги, время… А нервов сколько…
– Кто бы говорил, – качнул головой Дьюван.
Я направляю свои эмоции в действия. Ты просто позволяешь им себя уничтожать. Если они уже не уничтожили.
– Я-то старая, мне-то уже… А у тебя вся жизнь впереди, и на что ты её тратишь?
– Не старая ты никакая, – Дьюван невозмутимо смотрел на дорогу и придерживал руль расслабленной рукой.
– Ну найдёшь ты его, всё равно ведь не посадят же, – не отставала женщина. – Его и тогда-то никто искать не стал, вспомни, и свидетельница не помогла ничем, а ты через десять лет на что-то надеешься…
– Девять, – поправил Дьюван. Его тон был по-прежнему спокойным, но раздражение, которое он пытался обуздать, уже готовилось прорваться наружу.
– Да невелика разница! Он и умереть мог за такое время. Нет, а вдруг правда умер, вот его никто найти и не может?
– Если умер, я лично должен в этом убедиться. Если жив, я лично это… – Дьюван осёкся и мысленно обругал себя за несдержанность. Мать резко выпрямилась, посмотрела то ли возмущённо, то ли испуганно.
– Ты так и не оставил свои подростковые бредни, да? За девять лет совсем не поумнел что ли?
– Я уже не подросток, я взрослый человек и знаю, что делаю, – спокойно, но веско произнёс Дьюван. В его словах засквозил холод. Когда он начинал говорить таким тоном, возражать становилось бессмысленно и даже опасно, поэтому мама тяжело вздохнула, опустила голову и замолчала. Через пять минут они подъехали к её дому.
– На чай зайдёшь?
– Нет, мам. Прости, дела.
***
Улица, на которой расположилась «Чайка», ведёт к морю. Может, поэтому посетители кафе всегда такие счастливые, умиротворённые и дружелюбные. Одни заходят сюда за мороженым, которым «Чайка» славится чуть ли не на весь город, чтобы съесть холодное лакомство по пути на пляж. Другие, наоборот, возвращаются с моря – глаза сияют, волосы мокрые, в пакетах полотенца, купальники и песчинки, – рассаживаются по мягким бирюзовым креслам, едят из тарелок с нарисованными чайками, болтают, хохочут и пританцовывают под солнечную музыку, негромко звучащую из колонок.
Наступает пора осенней прохлады, и атмосфера «Чайки» становится ещё уютнее. На столиках зажигаются свечи, летние мелодии сменяются меланхоличным джазом. На широких подоконниках обустраиваются девушки в вязаных свитерах (в основном студентки-филологи) и читают книги. Шуршат страницы, в воздухе стоит аромат тыквенного рафа, и все невольно начинают разговаривать друг с другом полушёпотом.
В редкие дни, когда зима неожиданно заявляет свои права на Приморский, сковывает воздух морозом и забрасывает улицы снегом, «Чайка» остаётся островком тепла и спокойствия. Люди заходят в кафе румяные, стряхивают с одежды тающий снег,
