что за всю зиму здесь не видели ни одного постороннего. И что некоторые слуги отметили этот факт только накануне вечером. Это сделало письмо Херстона еще более необъяснимым, чем прежде, и после ужина я послал за ним, намереваясь откровенно поговорить с ним на эту тему. Он пришел в ответ на мой вызов, и я ахнул при виде его лица. Белое, изможденное, с какой-то охотничьей свирепостью в глазах и беспокойством в манерах, что совершенно его преобразило. Я почувствовал, что все встало на свои места и объяснилось неудачным сочетанием алкоголя и пьянства. Я никогда не бью человека по рукам и не проповедую умеренность больному пьянице, поэтому я проигнорировал очевидное состояние Херстона, рассказал ему о получении его письма и о мерах, которые я принял для патрулирования этого места.
– "Они должны быть очень внимательны, мистер Дрисколл, – заговорил Херстон. – Они должны быть расторопны. Ради всего святого, сэр, пусть они прибудут сюда немедленно!" Он подошел ко мне в волнении и положил свою руку на мою. Я вздрогнул от его прикосновения, оно было таким холодным. Его глаза пылали страстным жаром, и тут я понял свою ошибку. Его изменила не выпивка, а чистый, явный, холодный, живой ужас!
– "Херстон, – сказал я, – здесь что-то не так, и я хочу, чтобы вы откровенно рассказали мне, чего вы боитесь".
– Прежде чем парень успел ответить, ночь нарушилась чередой резких воплей, как у животного от боли, затем последовал пронзительный крик, и на этот звук человек рядом со мной бросился в дверь и выскочил на веранду. Я почти мгновенно последовал за ним и выбежал за дверь. Там, опережая меня, по лужайке к своему коттеджу бежал Херстон, как будто в него выстрелили из лука. Я последовал за ним как можно быстрее, удивляясь скорости, с которой он преодолевал дистанцию, и через секунду настиг его, склонившегося над женой, лежавшей в мертвом обмороке на веранде своего коттеджа. У ног женщины лежала какая-то тень, и когда я наклонился, чтобы посмотреть, что это, из темноты раздался жалобный стон.
– Кто-то принес фонарь, и при свете его я увидел, что там лежит мой колли Дональд, его светлая шерсть была вся в крови от смертельного ножевого ранения в бок. Его прекрасные, преданные глаза обратились к моим, когда я опустился на колени рядом с ним, а затем остекленели, когда маленькая жизнь угасла. Вместе мы подняли миссис Херстон и, занеся ее в дом, положили на кровать. Херстон, обезумев от волнения, склонился над ней, умоляя меня сделать что-нибудь – хоть что-нибудь. Через несколько минут она пришла в себя, но при виде нас впала в состояние истерики. Они оба, казалось, были слишком близки к обмороку, чтобы дать мне какую-либо информацию о произошедшем.
– Херстон ходил туда-сюда, как сумасшедший, размахивая руками, а его жена лежала, смеясь и безудержно рыдая. Смерть собаки показала мне, что здесь происходит что-то серьезное, и, чувствуя, что в коттедже им одним, вероятно, небезопасно, я предложил Херстону переночевать с женой в доме. Он с готовностью согласился, и они вместе
